Владимир (Зеев) Жаботинский



СИОНИЗМ
  • КРИТИКИ СИОНИЗМА
  • О СИОНИЗМЕ
  • СИОНИЗМ И МОРАЛЬНОЕ ПРАВО
  • АКТИВИЗМ
  • ТЕЛЬ-ХАЙ
  • СОЦИАЛЬНЫЙ ЩИТ
  • «ЛЕГИОН»
  • СИЛА ДЕЙСТВИЯ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ
  • ОБРАЩЕНИЕ К МОЛОДЕЖИ
  • «ШААТНЭЗ ЗАПРЕЩЕН ЕВРЕЮ…»
  • ЕВРЕИ И АРАБЫ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФОНЕТИКИ
  • ОБ АВАНТЮРИЗМЕ
  • СИОНИЗМ И КОММУНИЗМ
  • КЛАСС
  • ИДЕЯ БЕЙТАРА
  • ВЫСШИЙ СИОНИЗМ

  • БУНД И СИОНИЗМ
  • О ЧЕМ ПОВЕДАЛА МОЯ ПИШУЩАЯ МАШИНКА


    • СИОНИЗМ И ТОРА
  • ГЛАВЫ ИЗ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ БИБЛИИ
  • ВЕРА
  • БЕЛЫЙ ПЕРЕДЕЛ
  • КОРОЛЕВСКИЕ ДЕТИ


    • ЖЕНСКИЙ ВОПРОС
  • БАБИЙ УМ


    • АРАБСКИЙ ВОПРОС
  • О ЖЕЛЕЗНОЙ СТЕНЕ
  • ЭТИКА ЖЕЛЕЗНОЙ СТЕНЫ
  • КРУГЛЫЙ СТОЛ С АРАБАМИ
  • «ВОСТОК»
  • АРАБСКАЯ ПРОБЛЕМА - БЕЗ ДРАМАТИЗАЦИИ


    • ВНУТРЕННЯЯ БОРЬБА В СИОНИЗМЕ
  • «ЛЕВЫЕ»
  • ВРАГ РАБОЧИХ
  • БУНТ СТАРИКОВ
  • КУНСТКАМЕРА

    • СИОНИЗМ И МОРАЛЬНОЕ ПРАВО

    Опубликовано в 1916г.

    Существует мнение, что у еврейского народа нет «морального права» претендовать на управление в Эрец-Исраэль. Это аморально, поскольку еврейское население Эрец-Исраэль насчитывает всего 100 000 человек, тогда как арабское – 600 000, а это значит – требовать власти меньшинства над большинством. Евреи не имеют права рисковать и вредить себе, настаивая на подобных несправедливых требованиях. Единственное, на что мы имеем право, – это «свободная репатриация и поселенческая деятельность», но не более того.
    Давайте внимательно рассмотрим эти доводы. Прежде всего, мы должны уяснить для себя, что «свобода репатриации и поселенческой деятельности», по существу, лишь пустая фраза, не несущая никакого юридического содержания. Даже если бы эта фраза была занесена формально в решения международной мирной конференции, то и тогда реально она имела бы то же значение и ту же законную силу, что и знаменитый параграф Берлинского договора, по которому евреям Румынии «было обещано» равноправие. В 1878 на конгрессе в Берлине был подписан договор, 44-й параграф которого гласил о том, что Румыния обязуется предоставить равноправие всем нациям в стране, в том числе и евреям.
    Мы не будем здесь говорить о принципах, зафиксированных в договоре. Вопрос заключается в том, кому будет передана власть фактически. Если власть будет находится в руках правительства, враждебно относящегося к самой идее еврейского поселения, то такое правительство сможет свести на нет любой параграф и без всяких на то усилий. И для этого не будет необходимости запрещать репатриацию и поселенческую деятельность прямо, что попросту противоречило бы условиям параграфа. Для этой цели существуют тысячи других средств. Так, например, можно, ни словом не упоминал евреев, учредить законы о праве на владение имуществом, или о принятии гражданства, или же муниципальные и политические законы для репатриантов, и так далее. Таким образом, можно привести к тому, что поселенческая деятельность сама по себе (так или иначе) натолкнется на железный барьер. В конце концов, с помощью всякого рода «провозглашений» и «административных процедур», можно сделать с тем или иным параграфом все, что душе угодно.
    Посему, параграф, касающийся свободной репатриации, не дает никаких гарантий. Отсюда следует, что нам необходимо отказаться от идеи гарантий и привыкать к другой идее, суть которой заключается в том, что судьба поселения в Эрец-Исраэль зависит от доброй воли того или иного правительства. Или же мы должны идти прямо к цели и требовать реальных и истинных гарантий. Наиболее надежная гарантия следующая: предоставить нам власть в виде «чартера» или в любом другом виде.
    Именно этого и требует «Базельская программа». Но люди, подписавшие ее двадцать лет тому назад, вдруг опомнились и решили, что она аморальна. И сейчас они пытаются найти средство, с помощью которого можно одновременно и капитал накопить, и невинность сохранить. Один из них не так давно написал мне: «Я бы предложил такое соглашение, которое являлось бы и справедливым, и даже демократичным: не «чартер» мы должны требовать для себя, а просто автономию для Эрец-Исраэль. Парламент должен избираться всем населением, как еврейским, так и арабским. Избирательное право нужно предоставить всем, кто умеет читать и писать, не взирая на национальность и пол. По этой системе мы получим примерно следующие цифры: еврейское население Эрец-Исраэль составляет всего 100 000 человек, но при этом все взрослые мужчины и женщины умеют читать и писать; таким образом, еврейское население, обладающее правом голоса, составит примерно 40 000 человек. Количество арабов достигает 600 000 человек, но зато почти все женское население не отвечает поставленному условию, то есть половина населения немедленно отпадает; да и среди мужского населения, особенно в селах, не очень-то распространено искусство письма и чтения. А если мы продолжим и пойдем по этому пути, то можно будет ввести и систему образовательного ценза. Эта система существует в Англии и Бельгии. Она основана на том, что люди, скажем, со средним образованием имеют право на два голоса, люди с высшим образованием – на три голоса. Если ввести такую систему, то у нас, евреев, будет абсолютное большинство в первом парламенте. Первый парламент должен быть избран через 10 лет, и в течение этого времени мы сможем как следует укрепить свои позиции и в количественном отношении. Как Вам нравится этот план?» Я не знаю, как ответить на такой вопрос. Возможно, это действительно премудрый план, но есть в нем слабая сторона, а именно: в глубине его скрыта мысль, суть которой в том, что такое идеалистически-справедливое дело, как передача Эрец-Исраэль в руки гонимого еврейского народа, с тем чтобы он мог создать там свой национальный очаг, такое глубоко этичное дело выглядит настолько аморальным и несправедливым, что его необходимо прикрывать всяческими выдумками.
    Характерен и заслуживает внимания и тот факт, что с подобными претензиями на «этичность» приходят только к евреям. Никому и в голову не придет серьезно требовать от Англии отказаться от Египта только лишь потому, что в Египте проживают одиннадцать миллионов арабов и только двадцать тысяч англичан. А Южной Африке есть четыре миллиона «черных» и один миллион «белых» – но у власти находятся «белые». В Индии – двести миллионов индусов (в четыре раза больше количества англичан в Англии), но у власти англичане, хотя их всего приблизительно сто тысяч. В Алжире четыре с половиной миллиона арабов и полмиллиона французов, но власть в руках меньшинства. Кажется, только от евреев требуют быть супер-этичными. Более того, наши моралисты сами вовсе не желают, чтобы в Эрец-Исраэль у власти находились местные арабы. Они хотят, чтобы страной управляла какая-нибудь держава, относящаяся с симпатией к еврейскому поселению и его деятельности. Одни считают, что такой державой может быть Турция, другие предпочитают Англию. Но и тем и другим кажется, что крайне «справедливо» будет, если в Эрец-Исраэль у власти будут англичане или турки, хотя численность их достигает примерно тридцати тысяч. Такая ситуация, как видите, будет справедливой. Но когда евреи требуют права управления в Эрец-Исраэль, то в этом нет справедливости, так как их всего лишь сто тысяч человек.
    Что касается Египта, Индии, Алжира и так далее, то этому находятся оправдания, так как управляют ими не те маленькие группы англичан или французов, которые проживают в этих колониях, а весь английский или французский народ; европейские колонисты являются не более чем представителями, власть, как таковая, не принадлежит им лично, а принадлежит сорока пяти миллионам англичан или сорока миллионам французов. Таким образом, справедливость спасена. Это вполне справедливо и, в частности, верно и в нашем случае. Никто не требует, чтобы «чартер» был выдан тем ста тысячам евреям, которым удалось пробраться в Эрец-Исраэль, несмотря на заграждения колючей проволоки, которые ставит перед ними турецкий режим. Эрец-Исраэль нужно передать всему еврейскому народу. А этот народ насчитывает одиннадцать или двенадцать миллионов человек: то есть фактически в двадцать раз больше, чем те шестьсот тысяч арабов, живущих на сегодняшний день в Эрец-Исраэль. В течение четырех лет еврейский народ может переправить через океан более шестиста тысяч новых репатриантов. А если брать в расчет весь запас его «эмиграции», то есть всю ту массу, которую без боязни ошибиться можно считать потенциальными репатриантами, то мы получим население равное во:ьми или даже девяти миллионам человек.
    Мы требуем Эрец-Исраэль от имени этих масс, а не от имени «ишува", существующего на сегодняшний день. И наше стремление – это не добиться «чартера» только для тех поселенцев, которые уже находятся в стране, а для всего еврейского народа. Этот народ в силу совершенства будет управлять поселением на святой земле, будет насаждать на ней культуру, притянет к ней вкладчиков капитала; та горстка нынешних жителей Эрец-Исраэль – как евреев, так и арабов, – по сравнению с этим народом ничтожное меньшинство.
    Иногда евреи производят забавное впечатление, несмотря на то, что лица их выражают честность и сентиментальность. Они любят вздыхать о горькой судьбе своих противников, а иногда даже и врагов. Я знаком с десятками евреев, которые даже сейчас, после всего того, что произошло, испытывают чувство жалости по отношению к бедным полякам за то, что господь Бог поставил их в неловкое положение и навлек на них такое несчастье, как еврейский вопрос. Слава Богу, наши отношения с арабами лучше, чем отношения с поляками. И поэтому мы вздыхаем о их судьбе гораздо чаще и с большим упоением. Несчастный народ – говорим мы – ведь Эрец-Исраэль, в сущности, является частью арабской территории, ведь они живут на этой земле уже много-много лет, и вдруг прибыли мы и желаем стать там хозяевами. Я смотрю на моральную сторону сложившейся ситуации несколько другими глазами. Племена, говорящие на арабском языке, населяют Сирию, Аравийский полуостров, Йемен, Египет, Триполи, Тунис, Алжир, Марокко и Мессопотамию. На территории, площадь которой (без Аравийского полуострова) столь же велика, как и площадь всей Европы (без России), и вполне достаточна, чтобы прокормить миллиард человек, на этой территории проживает всего одна раса – тридцать пять миллионов человек. С другой стороны, существует еврейский народ, народ, гонимый, лишенный родины, у которого во всем мире нет своего угла. Он стремится в Эрец-Исраэль, потому что нет у него иного дома и в силу того, что все, принесшее славу Эрец-Исраэль в мировой истории, все то великолепие, которое было и есть в ней, все те сверхчеловеческие функции, которые страна выполняла, все это – плод духовного развития народа Израиля. По сравнению со всей той огромной терририей, заселенной арабскими народами, Эрец-Исраэль составляет всего лишь сотую часть.
    Я не знаю, можно ли в наше время говорить об этике, когда обсуждают такие вопросы. Но если все-таки можно, позвольте мне спросить, что же такое, в сущности, этика? Основывается ли она на том, что у одного должно быть много, у другого – мало? Основывается ли она на том, что земля, являющаяся основой жизни, в больших количествах сосредоточена в руках одного народа, который даже не в состоянии обрабатывать ее, а другой народ, изгнанный и скитающийся как собака в чужих краях, с великой завистью смотрит из-за забора на заманчивую пустыню? Откуда взялась такого рода этика? И как это вообще можно назвать этикой? Если бы пришли с мечом в руках отбирать Эрец-Исраэль, мы были бы правы перед лицом Бога и людей точно так же, как прав нищий, берущий у богатого. Этика, касающаяся земельных отношений между народами, – это, по сути дела, та же этика, принятая среди людей, о которых сказано в Библии: время от времени есть большой урожай и тогда тот, у которого нет земли, требует свою долю у того, у кого есть земля в избытке. Вместо двух миллионов квадратных километров арабы будут заселять территорию в миллион восемьсот тысяч квадратных километров. И благодаря этому будет на земле существовать еврейское государство, и одна из самых наболевших проблем истории приблизится к своему решению.
    Совершенно ясно, что у арабов, живущих на территории Эрец-Исраэль, есть полное право требовать, чтобы их оттуда не изгоняли. Это другое дело. Это вне всяких дискуссий и никто не собирается выгонять их оттуда. В Эрец-Исраэль есть достаточно места. Плотность населения в Эрец-Исраэль на сегодняшний день составляет примерно двадцать душ на квадратный километр. В соседнем Ливане на квадратный километр приходится семьдесят душ, в Германии – сто двадцать, в Италии – сто двадцать четыре, в Бельгии – двести пятьдесят семь, а в некоторых густозаселенных районах Египта – триста шестьдесят два. Здесь не место заниматься разгадыванием ребусов и подсчитывать, сколько человек могут проживать на одном квадратном километре в Эрец-Исраэль в приемлемых условиях.
    Но если мы возьмем в качестве примера Ливан, природные условия которого намного хуже условий в Эрец-Исраэль, то и тогда, подсчитав, мы найдем, что в Эрец-Исраэль есть место, по крайней мере, еще пятидесяти жителям на каждый квадратный километр. Отсюда следует, что мы не претендуем на двадцать занятых мест, а на пятьдесят свободных, или на те пустынные и заброшенные места, которые, если только попадут они в наши руки, мы сможем своими трудами, приложив все наши способности, превратить в экономически развитый район и приблизить плотность населения в Эрец-Исраэль к уровню цивилизованных европейских стран. И таким образом решится вопрос о законных интересах ныне проживающего населения Эрец-Исраэль.
    Если возникнет необходимость в предоставлении гарантий существования их религии, языка, имущества, личных прав и тому подобное, гарантий перед возможным произволом или гонениями с нашей стороны, то мы готовы их предоставить независимо от того, будет ли защита их прав передана в руки особой международной комиссии или же в руки консулов великих держав. Но никакая этика не может признать ни того, что есть у них право вето против еврейского поселения, ни того, что у кучки полудиких людей есть право держать в своих руках территорию, которая может прокормить миллионы, превратить ее в пустыню и закрыть ее ворота.
    Я не отношусь к тем людям, которые считают, что в нынешней ситуации наивно, да и излишне высказывать свое мнение в политике о моральной стороне вопроса. Понятно, что сильные мира сего не считаются с моральной стороной, но еврейскому народу нельзя, да и не может он отказаться от своих требований. Мы стоим на своем и требуем от мира, чтобы в наши руки передали землю нашего будущего, во имя всей нашей истории и во имя всех наших страданий. Во имя той бесконечной вины, отягощающей совесть мира. И странно слышать, что есть люди, непонимающие этого. Но еще более странно, что люди, у которых возникают сомнения по поводу этичности «Базельской программы», почти все – евреи.
    Мне самому довелось во время войны беседовать о сионизме с политическими деятелями в Англии, Франции, Италии, Греции – и я никогда и ни от кого не слышал таких заявлений. Люди, которые постоянно находятся в контакте с правительственными кругами Англии по вопросам сионизма, и они никогда не сталкивались с подобными отговорками. Здоровый политический разум здорового народа решает просто и ясно: нельзя представить себе поселение без реальной власти; если «этичен» сам факт поселения, то и власть этична; если в отношении таких стран, как Англия, Франция, Италия, у которых помимо колоний есть достаточно своей земли, если для них этично заселять колонии, то тем более это этично в отношении народа, лишенного какой-либо земли вообще. И только со стороны евреев слышатся крики протеста. Отсюда можно сделать вывод, что в данном вопросе речь идет вовсе не о моральном праве, а о страхе перед самой идеей.

    АКТИВИЗМ

    1915 г.

    Активизм – это именно то, чего не хватает сионистскому движению. В течение последних лет оно превратилось, особенно в России, в организацию, которая не перестает заниматься дискуссиями и чрезмерным копанием в мелочах. Что бы ни случилось, оно видит свою единственную обязанность в том, чтобы определить свою собственную позицию по отношению к новому явлению или событию и тем самым успокоиться на некоторое время. Но и с определением своей позиции оно всегда приходит с опозданием. Целых пять лет еврейский мир был взбудоражен «войной языков», а движение продолжало хранить молчание. Делая вид, что вообще не замечает распространившейся дискуссии и не придает никакого значения ее важности, движение удовлетворилось пустыми заумными фразами.
    В конце концов, благодаря лишь оппозиции, которой удалось поставить на утверждение комитета некоторые решения проблемы языков, были предприняты все средства для того, чтобы, не дай Бог, не выйти за пределы чисто теоретической «позиции», и вопреки воле комитета до сих пор не создана ни одна школа, не издан ни один учебник. Но еще более удручает то, что мы наблюдаем в вопросе отношений между поляками и евреями. Наше руководство с самого начала совершенно замалчивало весь этот конфликт – «активно замалчивало», поскольку не разрешало ни писать о нем, ни касаться его с трибуны русского конгресса. Затем, слава Богу, наконец-то разрешили писать о нем, но не более того. Никаких действий, никакой добровольческой активности, никакой программы самообороны. И за это жестоко поплатились.
    Можно привести целый ряд подобных фактов. И напротив, крайне трудно, или почти невозможно, найти хотя бы один факт, свидетельствующий об иной ситуации. Единственное исключение – Эрец-Исраэль (Палестина). Там, на месте, каким-то образом было сделано кое-что существенное – да и то только после упорной борьбы. Но, помимо Эрец-Исраэль, нам просто не давали возможности заниматься какой-либо общественно-политической деятельностью. Движение, которое насчитывает тысячи евреев, в рядах которого находятся торговцы, учителя, ремесленники, юношество – все элементы, необходимые для активной деятельности, это движение принуждают заниматься одним лишь критиканством. Но постепенно критиканство надоело и исчерпало себя. В тех случаях, когда дело касалось критики на еврейскую действительность, критика превращалась в психоз, когда же критика шла со стороны других еврейских течений, то принимала характер ссор. И вот прошло уже десять лет, а нас все еще продолжают воспитывать в том же духе.
    К нашему счастью, эта болезнь и подобный метод воспитания принципиального безделья не получили отклика в нашем всемирном движении. На конгрессах господствовали организации стран центральной Европы, привыкшие к здоровой деятельности в своих странах. Но когда началась война и весь мир разделился на два лагеря, то принцип бездеятельности взял верх именно в той части мира, с которой были связаны наши лучшие шансы и надежды. В четырех странах Антанты единственная сильная сионистская группа – российская, которая ныне ратует за «политически-дипломатическую деятельность». Вполне естественно, что эта деятельность почти равна нулю. И если, на наше счастье, все еще можно сказать «почти», то в этом личная заслуга одного человека из Манчестера. Благодаря ему была подготовлена почва в некоторых влиятельных кругах Англии. Если бы не он, то положение в Англии было бы такое же, как и в других странах Антанты: состояние полного бездействия.
    В качестве доказательства тому, как действует движение в странах Антанты, можно привести несколько примеров. Не так давно я провел два месяца в России и встречался там со многими русскими политическими деятелями. Никто не может поручиться, будет ли после войны у этих политических деятелей прямое влияние на вопросы международной политики. Напрасно искал я в их политической психологии что-либо, отдаленно напоминающее контакт с сионистскими функционерами. Несмотря на то что живут они в том же городе, по соседству с нашим руководством, большинство политиков просто ничего не слышали о сионизме, продолжает ли он существовать, намеревается ли выдвинуть какие-либо требования. А если что-нибудь и слышали, то, во всяком случае, не от наших функционеров, а из русской прессы, в которой на эту тему писал Амфитеатров.
    Один из этих политиков спросил меня: «У вас, конечно же, есть книга, в которой указаны все ваши требования, итоги поселенческой деятельности, финансовое положение и тому подобное. Я бы хотел прочитать ее». Я немного замялся, но в конце концов ответил, что такой книги на русском языке нет… Но нам ведь известно, что подобной книги не существует ни на французском, ни на английском, ни на каком другом языке (я не говорю о брошюрах, с помощью которых сейчас ничего не говорю о брошюрах, с помощью которых сейчас ничего и никому невозможно доказать). До сих пор нет ни приличной монографии, ни веского меморандума, которые можно было бы предложить человеку, привыкшему к чтению политической литературы. А собственно говоря, к чему все это? Кому мы предложим такую книгу, если мы ни с кем не ведем переговоры? Во Франции о нас не знают и смотрят на нас с удивлением, лишь только слышат слово «сионизм», или, в лучшем случае, нас принимают за что-то вроде «Армии спасения" или приверженцев эсперанто или вегетарианства. Та же ситуация в Италии.
    Но печальнее всего не то, что мы бездействуем, а то, Что не существует вообще никаких планов, даже целей нет. Наше руководство довольствуется той мерой деятельности, которую они сами разрабатывают, и раздражается, когда другие не испытывают подобного удовлетворения. В последний период некоторые группы выдвинули три-четыре основных требования, которые должны были внести живительную струю в аппарат, переставший функционировать. Эти требования следующие: создание коалиционного руководства (с участием опозиции, так называемой политической оппозиции); создание дипломатических представительств во Франции и Италии; опубликование на французском языке «Бело-голубой книги».
    Люди, которые пришли к нам недавно, вообще не могли понять, как можно в такой час не согласиться на столь важные основные требования. Нб у нас они наткнулись на бурю гнева и резкое сопротивление. Наше руководство довольно, и посему мы тоже должны быть довольны.
    Речь не идет только об отсутствии талантливых людей, в данном случае имеет место какой-то патологический страх перед всякого рода действием, Что-то вроде отвращения перед созидательным шагом, каким бы ничтожно маленьким он не был. Нужно быть слепым, чтобы не видеть в этом болезни. Я не воспринимаю ее как болезнь органическую, скорее это не что иное, как результат влияния определенного воспитания, оставившего глубокий след. И сейчас, в этот исторический момент, который может никогда в жизни больше не повторится, в этой болезни есть нечто катастрофическое. Мне часто кажется, что она уже принесла нам несчастье, что уже поздно исправлять нанесенный ущерб, что мы уже не в состоянии угнаться за событиями. И все же, пока есть у нас единицы, которые еще не погублены сознанием собственного бессилия, они должны бороться. И я надеюсь, что они будут бороться во имя того, что столь трагическим образом не достает нам – за активность.
    2
    Что же касается тех немногих искренних людей, следящих за событиями в Эрец-Исраэль с самого начала войны и не желающих допустить, чтобы их водили за нос, то им совершенно ясно, что сейчас происходит.
    Турецкое правительство использовало войну и отмену капитуляций для того, чтобы начать кампанию против сионизма и поселенческой деятельности. Эта «кампания» продолжалась три месяца и по четкому плану ее организаторов должна была завершиться погромом. Но в последний момент турки были вынуждены воздержаться от погромов и весь этот «поход» пришел к концу. Они были вынуждены поступить подобным образом, потому что в это дело вмешалась Америка, которая оказала серьезное дипломатическое давление на Берлин и Константинополь. Вмешательство Америки было не случайным и не само собой разумеющимся. Оно произошло по двум причинам.
    Первая причина – посол Моргентау, который всегда считался «хорошим правителем» в глазах поселенцев, с самого начала чувствовал большую опасность. И все же до его дворца в Константинополе не дошло и сотой доли того, что в действительности происходило в Эрец-Исраэль. Посему важную роль сыграл второй фактор, приведший к вмешательству Америки – Александрийский комитет, постоянно находившийся в контакте с американскими должностными лицами, которые собирали сведения о положении в Эрец-Исраэль. Александрийский комитет довел до сведения американской и европейской прессы некоторые шаги, предпринятые турецкими властями, не давая им возможности скрыть их от общественного мнения. И наконец, когда в его руки попал напечатанный черным по белому манифест о погроме, комитет обратился к президенту Вильсону с просьбой о помощи. «Не для того, чтобы защитить жизни и имущество наших близких, просим мы вашей помощи, – было сказано в телеграмме, – а ради высшего принципа, во имя которого они трудятся». Через две недели после этого призыва Джамаль-паша получил из Константинополя соответствующий совет и прибыл в Тель-Авив, чтобы восстановить мир, И ненавистным гонениям пришел конец.
    В качестве благодарности за столь важную роль, которую сыграл Александрийский комитет в этом деле, его не перестают обвинять во всяческих грехах и преследуют бессовестными оскорблениями. В комитет входили люди рассудительные, старожилы Эрец-Исраэль, опытные функционеры и преданные друзья Турции. Все они находились в том возрасте, когда убеждения меняются только лишь вследствии острой необходимости момента и важности событий. Александрийский комитет не сделал ни одного неверного шага.
    Он действовал осторожно и только на основании действительно хорошо проверенных фактов. И даже если бы он сделал сто неверных шагов, обвинять его было бы просто бессовестно, особенно учитывая тот факт, что обвинения эти были со стороны тех людей, которые в то страшное время спокойно сидели в своих уютных домах, читали телеграммы из Александрии и высказывали свое мнение вместо того, чтобы прибыть в Александрию через Румынию и Салоники – путешествие, которое можно совершить за 18 дней! Почему же эти господа не приехали в Александрию? Мы их там ждали, мы были уверены, что после прочтения первых телеграмм, они сдвшгутся наконец с места и приедут к нам. Они приедут, они возьмут в свои руки политическое руководство, они будут следить за сообщениями, составят телеграмму в Америку, они, вооруженные умом и опытом, позаботятся о том, чтобы не было сделано ошибочных шагов. Почему же никто из них не прибыл?
    И есть еще одна интонация, которая, к величайшему сожалению, слишком часто и слишком громко слышится в то время, когда говорят о происходящем в Эрец-Исраэль. Ввиду того, что погром в конце концов не произошел и турки были вынуждены приостановить изгнание евреев, посему добросердечные люди решили, что все это дело выеденного яйца не стоит.
    Кампания против поселенческой деятельности, продуманная кампания, систематичная, целью которой было одним ударом уничтожить все основы ишува – независимое руководство, язык, школу, охрану, прессу, банк, – все это в их глазах выглядит ерундой, так как нас не избили, а до тех пор, пока нас не бьют, мы не в обиде. Для того чтобы думать и чувствовать таким образом нужно смотреть на гражданскую жизнь странными глазами, по всей видимости теми особенными глазами, о которых Бялик говорит: «глаза избиваемых рабов». Я признаюсь, что не отношусь к тому сорту людей, которых Господь наделил такими глазами. Я запрещаю не только резать мой народ, но и не желаю, чтобы в него плевали даже самый мизерный плевок. Я запрещаю относиться к моему народу с пренебрежением, к его языку, к его банку и особенно к его идеалам, в частности и в Эрец-Исраэль, Тот, кто делает это, ненавидит меня, и я ненавижу его, безотносительно к каким-либо причинам, по которым можно было бы простить, и несмотря на то, что в стихотворении Бялика упоминаются гораздо худшие вещи.
    Я так считаю, и я верю, что так считают многие. Особенно важна такая позиция в Эрец-Исраэль, где мы стоим перед лицом всего мира и требуем наши права. Ни один человек не может защищать свое право до того, как он сам поверит, что право его неуязвимо. Ишув священен в той же степени, как священна Тора. Тот, кто поднял на него руку, – преступник. Мы когда-нибудь еще будем нуждаться в суде народов. Не давайте им привыкнуть к мысли, что если нас бьют слабо, всего лишь носком сапога, то мы не обижаемся, мы привыкли к этому. Все это касается всего Израиля, и особенно Эрец-Исраэль.
    Все это написано не с целью пробудить ненависть по отношению к туркам. Мне совершенно безразлично, будем ли мы их любить или ненавидеть. Важно, чтобы глаза наши открылись и мы поняли суть и значение событий, происходивших в Эрец-Исраэль. А мораль проста: под любым турецким правительством у сионизма в Эрец-Исраэль нет надежды. В сущности я не понимаю, почему столь трудно внедрить в наше сознание эту истину. Кто из сионистских функционеров не знает этого? Кто не знает, что с начала 90-х годов «старое» турецкое правительство запрещало евреям-иностранцам оставаться в Эрец-Исраэль более трех месяцев, и до сегодняшнего дня «младотурки» не желают отменить этот запрет? Кто не знает, что вся наша деятельность в Эрец-Исраэль существовала и развивалась только благодаря капитуляциям, которые лишали турецкого чиновника власти над «приезжими»? Началась война, исчезли капитуляции, и все остальное произошло чисто механически. Турки ясно объяснили нам, что они нас не хотят и, следовательно, нам с ними не о чем больше разговаривать.
    И еще довелось нам услышать такой многозначительный вопрос: «А откуда нам знать, что турки в один прекрасный день не изменят свою точку зрения?» Никто не может поручиться за то, что может произойти в будущем. Кто знает, может быть, в один прекрасный день и румыны предложат нам равноправие, а поляки даже предложат национальные права! В политике не занимаются решением ребусов. Если в течение тридцати трех лет люди бьются головой об стенку и ничего из этого не выходит, значит, есть необходимость искать другие, новые пути. Были Ховевей-Цион, был Герцль, сейчас прошло уже одиннадцать лет со дня смерти Герцля. Три периода, три поколения сионистов стучались в турецкую дверь: и в дверь «старого» турецкого правительства, и в дверь «младотурков»; всеми способами доказывалось, что Оттоманская империя может только выиграть от сионизма (и это святая правда). И вот результат. Я думаю, что на этом мы можем поставить точку. Хватит!
    3
    Из того, что было сказано выше, можно сделать два вывода: Первый – не в наших интересах, чтобы Эрец-Исраэль продолжала оставаться и руках Турции. Второй – если Турция против нас, нам необходимо искать других союзников и друзей. И ввиду того, что сейчас, в 1915 году, политические дела ведутся только на основе точного и открытого расчета, так, что все видят, кто кому друг и кто кому враг, то и нам придется подписать новый союз в открытую, на глазах всего общественного мнения.
    На это наши «пассивисты» отвечают: «По нашему мнению, политический поворот связан с большим риском. Во-первых, война может закончиться таким образом, что Эрец-Исраэль останется в руках турков еще на продолжительный период; во-вторых, турки вообще могут рассердиться и вырвать с корнем все наши поселения».
    По поводу риска можно дискутировать двумя способами. Во-первых, нужно выяснить для себя, существует ли реальная опасность. На это можно отвечать пространно. Но вопрос о риске можно, и даже нужно, представить в более широком объеме. Поскольку это поможет четко, хотя и косвенным образом, выявить глубокое противоречие между двумя мировоззрениями, мы поднимем этот вопрос и будем обсуждать его.
    Пытаться же отгадать, кто выиграет, – занятие абсолютно лишнее. Но одно нам ясно: если Эрец-Исраэль останется в руках нашего врага, то тогда вдвойне важно, чтобы были у нас в мире друзья и союзники. Нам прекрасно известен неписаный закон по этому поводу: еврею нельзя искать себе каких-либо союзников за границей. Иначе, раздражение его «хозяина» по отношению к нему только возрастет. Следуя этому многозначительному указанию, польские евреи все время будут продолжать обещать своим «хозяевам», что они не будут добиваться, не дай Бог, какого-либо вмешательства вне Польши. И они никогда и никоим образом не будут действовать заодно с внешними политическими силами. И к чему же привел этот метод? Купили ли мы этой тяжкой ценой хотя бы одного поляка, удостоились ли мы его дружбы? Спасли ли мы таким путем наше население от польской ненависти? Мы добились только одного: поляки полностью прекратили считаться с нами. Едва лишь исчезла угроза, перед которой поляки действительно трепетали, и немедленно евреи в их глазах превратились просто в мелкое насекомое, да к тому же не ядовитое насекомое, которое можно раздавить босыми ногами.
    Против этой многозначительной, но обанкротившейся сто раз политики мы выставляем другой принцип: если против нас поднимается враг, мы должны искать себе союзника, и искать его нужно именно среди врагов врага нашего. Если мы поступим таким образом, то ясно, что наш враг усилит свою ненависть. Возможно, если обстоятельства позволят ему, он в первый период даже усилит преследования. Это неизбежно в любой борьбе, в любой момент разжигания страстей. Всегда и везде первый период связан с эскалацией преследований. Нельзя принимать в расчет этот фактор момента, если нет намерения полностью отказаться от политической активности. Но по стопам такой бури приходит черед второго момента: и к этому времени с вами уже начинают считаться.
    Именно потому, вы враг и союзник врага, именно потому, что вы не позволяете, чтобы они вас топтали, к вам относятся с уважением и считаются с вами. К сильному врагу прислушиваются больше, к слабому – меньше. Но к «безвредному» не прислушиваются вообще. Поэтому самая большая опасность – остаться в одиночестве и беззащитными; в ситуации, когда есть враги, но нет ни единого друга. Тот, кто не понимает эту простую истину в политике, продолжает плестись по старому пути. Мы этого не желаем и не допустим. Мы хотим, и в конце концов добьемся, чтобы всякий, кому взбредет на ум уничтожить ишув, – будь то Дамовский или Тлаат будет знать, что хотя бы часть еврейского народа всеми своими силами постарается отомстить за его деяния и будет помогать его врагу.
    Совершенно понятно, что немедленно припоминают знакомый с давних времен припев: «мы слабые, мы маленькие, мы беспомощные и бессильные; нас можно пальцем растереть, нас никто не боится», и так далее. И этот старый напев выглядит в наших глазах пустой болтовней, выражением праздного скептицизма, ставшего в последнее время основным мотивом галутской критики. И действительно, человек должен был сделать из своего скептицизма увлекательный спорт, чтобы не увидеть, что, несмотря ни на что, еврейство представляет собой некую международную политическую силу и что более всего ценят эту силу именно его враги.
    И мы подтверждаем, что именно они более близки к истине, чем сочинители песенок о нашем бессилии и ничтожности. Если мы ноль, то вообще не нужно вмешиваться в политику, не нужно погружаться в мечты ни о наших правах, ни о территории; не нужно бороться, нужно просто закрыть лавочку и отослать самих себя домой. Мы работаем, боремся, прокладываем себе дорогу вперед шаг за шагом именно потому, что представляем собой мировую силу. Такую мощь трудно мобилизовать и сконцентрировать, но она существует, и враги наши – поляки, турки и другие – верят в нее. Они только не верят в то, что она будет мобилизована против них. Так давайте же объясним им это раз и навсегда.
    Именно в том случае, если сложится так, что Эрец-Исраэль останется в руках турков, решающее значение будет иметь для нас наличие союзников, которых боится Турция. Это единственное средство упрочить наш статус в Эрец-Исраэль, или, что более точно, это то, что останется от нашего статуса там.
    Много ли останется от наших позиций в Эрец-Исраэль, никто не может нам гарантировать. Сам я считаю, что Эрец-Исраэль – это не Армения, и уничтожить ишув дело не такое легкое, как думали в первые годы войны генералы «младотурков». Если говорить откровенно, я считаю, что саранча представляет собой гораздо более серьезную опасность, так как она не считается ни с влиянием евреев Нью-Йорка, Берлина, Вены или Будапешта, ни с дипломатами и конвоем. Но «младотурки» давно считаются со всеми этими факторами. Хотя и нет гарантии тому, что они вновь не попытаются устроить погром в Эрец-Исраэль. И зависеть это будет от того, как поведут себя евреи там.
    Не следует из всего этого делать вывод, что ощущение возможной опасности должно связывать нас по рукам и ногам. Что касается нас, то нам, намеревающимся поставить ишув в положение «опасности», – нам ишув не менее дорог, чем «пассивистам». Мы были среди тех, кто сказал «нет" на 6-м конгрессе, мы активно участвовали в борьбе за практическую работу в Эрец-Исраэль, голосовали за новый исполнительный комитет. И сейчас мы должны признаться, что в своих усилиях «перегнуть палку в другую сторону» мы чересчур согнули ее. В последние годы исчез из нашего движения политический пафос, и сейчас мы платим за это дорогой ценой.
    Нам не хватает политического подъема. Нет смысла, нет интереса и даже необходимости в политической работе, нет никакого плана и нет людей. Те, кто был с Герцлем, находятся за бортом, а у людей, которые «руководят» нами сейчас, обнаружились слабые политические нервы. Я утверждаю это не только от своего имени, но и от имени многих других: не этого мы ожидали и не этого желали. Мы никогда не рассматривали ишув как самоцель. В наших глазах его основное достоинство заключалось в том, что мы видели в нем одно из сильнейших средств политического сионизма. Мы видели в нем один из путей, по которым можно добиться «чартера» или какой-нибудь замены «чартера»; короче говоря, политическую власть над Эрец-Исраэль. И если бы не это, мы бы и пальцем не пошевелили ради «практической деятельности». Для нас ишув был дорог, как одна из наилучших «выигрышных карт» в политической игре в будущем. И мы не можем дать согласие на то, чтобы ишув внезапно превратился в препятствие в этой решающей политической игре.
    Сейчас стало понятно, чего опасался Герцль, когда отнесся с некоторым недоверием к ограниченному проекту поселений. Как-то раз, в частной беседе, он сказал: «В Торе сказано, что человек, который только что построил себе дом, не годен в солдаты», Герцль опасался, что этот дом превратится в самоцель; его мебель, его обои, постельное белье и все «домашнее», подобранное с такой гармонией, станут в его глазах более ценными, чем сама конечная цель, и, когда придет решающий момент (а решающий момент и опасность – суть синонимы), выяснится, что все «домашнее» превратилось в свинцовый груз, отягощающий наши ноги, и веревку, связывающую наши руки. Нет, на это мы не согласны, ишув – это средство и только средство, и не более того. Если мы любим его, если нам дороги его зеленеющие сады, золотящиеся поля, его гордые бойцы и рабочие – все это не имеет отношения к сути дела. В наших глазах они – авангард. Иногда авангард должен нести большие потери, мы посылаем ему наше благословение и продолжаем идти своим путем.
    Конечно же, будет очень больно думать, что той работе, которую проделали несколько поколений сионизма, грозит опасность. Но когда нам говорят, что «у нас нет никакого морального права», увеличить опасность, позволим себе с этим не согласится. Этот довод менее всего подходит сионистам. Именно мы всегда обосновывали наши права на том, что не нужно считаться с опасностью. Когда политический сионизм только вышел на политическую сцену, то и тогда европейские ассимиляторы испугались «опасности». Их речи, в конечном счете, не были настолько уж глупыми: «Наши предки, родители и все мы сто лет трудились для того, чтобы достичь и укрепить равноправие, основанное на принципе, что евреи не чужаки, «свои», и нет у них никакой другой родины и нации. А сейчас приходите вы и хотите расшатать саму основу равноправия; вы заявляете, что у евреев есть другая родина и другая нация. Есть ли у вас моральное право подвергать опасности плоды трудов многих поколений?» На это сионисты обычно отвечали: «Да, у нас есть такое право», и, конечно же, были правы, поскольку у них была цель, ради которой стоило жертвовать.
    То же самое было в Турции. Турецкие евреи говорили нам, что они живут в мире с турками, к ним относятся не так, как к грекам и болгарам, пытающимся захватить у Турции кусок земли. А сейчас приходите вы и хотите сказать туркам, что вы претендуете на часть турецкой империи. Знаете ли вы, что это значит? Есть ли у вас моральное право подвергать нас опасности? Мы ответили им: «Да, есть», и были правы.
    А сейчас наша очередь. Я вновь повторяю: «Я считаю все эти разговоры об опасности на 3/4 пустой болтовней». Турки, возможно, попытаются спровоцировать что-нибудь в гневе, но от попытки до результатов расстояние огромное. Один раз они уже пытались, да ничего не вышло. А когда возникла необходимость и пришлось обратиться за помощью к президенту Вильсону, то трусы говорили, что именно сейчас начнутся настоящие преследования. Но все было наоборот. Только после этого пришел конец страшному периоду гонений. И когда наконец был создан в Александрии легион бойцов Эрец-Исраэль, то и тогда не реализовались самые черные страхм и предположения. Даже сейчас я считаю их бессмысленными на 3/4. Но даже если они и имеют какой-то смысл, мы все равно должны идти своим путем – путем активной политики.

    ТЕЛЬ-ХАЙ

    8 марта 1920 г.

    Последние слова Иосефа Трумпельдора в тот момент, когда увидел он печаль друзей своих перед лицом близкой утраты, последние слова его были: «Ничего, хорошо умереть за нашу родину». Всякий, кто знал его, мог представить тихую улыбку, пробежавшую по его устам, когда он произносил эти слова. Он не был склонен произносить высокие фразы. Присущие ему основательность и глубокая серьезность находили свое выражение в делах, а не в формулировках. А когда он был вынужден высказаться, он смущался и прикрывал свои речи покровом и присказкой, характерной для всех скромных людей: «Ничего».
    Тот, кому была знакома и эта улыбка, и это «ничего», действительно знал Трумпельдора. Шестнадцать лет тому назад, когда он очнулся в военном госпитале в Порт-Артуре и увидел, что его левая рука ампутирована почти до плеча, он прошептал с улыбкой: «Ничего – правая важнее левой». Когда он узнал, что из полка, который он создал в Александрии с целью завоевания Эрец-Исраэль, правительство решило создать вспомогательный отряд «погонщиков мулов в Галлиполи», и многие отчаялись, он только сказал: «Ничего, начнем с этого, а дальше дела будут развиваться сами по себе». Кроме основного ядра из Эрец-Исраэль, к полку был присоединен и всякий народ из египетского гетто, многие сомневались в них и шептали ему на ухо предупреждения, что этот «сброд» может запятнать имя полка. И тогда он сказал: «Ничего, у них есть недостатки, но, в конце концов, и они хорошие ребята», – и был прав. В Галлиполи, в тяжелые для полка минуты, в дни упадка, когда каждую ночь приходили к нему в отчаянии лучшие из его друзей с жалобами, он отвечал им: «Ничего, это пройдет». В тревожные часы, во время бомбежек с холма Ачи-баба, когда отдавал он приказ всем спрятаться в траншеи, сам он всегда оставался на виду. Позже он объяснял друзьям причину: «Хотя и нельзя оставаться снаружи в такой ситуации, так как настоящий солдат должен быть осторожен, но мы там должны были выдержать что-то вроде экзамена. Я хотел показать этим англичанам..!» Но и эти свои слова он прикрывал покровом иронической улыбки. И еще помнят все его солдаты постоянный рефрен в те минуты, когда и земля, и воздух сотрясались от грохота орудий у самого порога лагеря, «Ничего, это далеко». А когда он был ранен, то не хотел отправляться в палатку для раненых, и, улыбаясь своей особенной улыбкой, повторял: «Ничего».
    В этом слове были заложены и глубокая идея, и возвышенный смысл, и всеобъемлющая философия. Решающим фактором является воля, случайности же – не что иное, как вздор. Из горького всегда можно получить сладкое, если только живы воля и желание. Желание и стремление – это вечный Тель-Хай, а все остальное – жертвы, унижения, поражения – «ничего».
    Таков был путь Трумлельдора – героя духа среди героев силы, и это его политическое завещание всем нам. Если бы прорицательница из Аин-Дор была жива и если бы мы пришли к ней в эти бурные ночи и сказали бы ей: «Пожалуйста, яви глазам нашим однорукого героя» – и спросили бы мы у скромной тени: «Какой выход есть у нас в этот тяжелый момент? Куда нам идти и что делать в этом сумраке?», то и тогда ответом была бы та же улыбка и те же слова веры, сокрушающие скалы. Одно слово, а в нем и успокоение, и мировоззрение, и планы. Таков был его путь, таков будет и наш путь.
    Нет, павшие в пустыне не умерли в нашем сердце. Место их захоронения известно. Между Тель-Хаем и Гилади похоронено шестеро из этого семени. Евреи и еврейки Божьей милостью. И с изумлением стоим мы в тишине и вглядываемся в представшую перед нашим взором картину: вот мужи, которые не знали отступления, вот верные до смерти девушки. Есть еще такие на земле Израиля. Они не одиноки, так как вся страна от Метулы до Синайской пустыни усеяна костями героев. И какая разница между теми, кто пал или был ранен, и теми, кого но воле случая пуля еще не затронула? Тот же дух властвовал над всеми, та же песня бунта, идущая от поколений древности, звучала в их ушах. И голова, опущенная в скорби, поднимается перед этим молчаливым приказом. Нет, не вдовец еще Израиль, не сирота, не бесплодный.
    Благословенны будьте росой и дождями, горы верхней Галилеи, Тель-Хай и Кфар-Гилади, Хамра и Метула. Ничего, нашими вы были, нашими будете.

    СОЦИАЛЬНЫЙ ЩИТ

    1923 г.
    В Библии мы находим не только идею протеста против социальной несправедливости, но и изложение системы, схемы социального уклада. Идеи эти не изложены систематически. Они вклинены в разные тексты, но если собрать их воедино, они составят цельный план. Он не детализирован, но, по-моему, это совершенный, конкретный и мудрый план общественного преобразования. Он содержит три пункта: принцип субботы, принцип «колоска» и идею юбилейного года.
    Принцип субботы исходит из той же основы, что и социальные законы нашего времени, охраняющие права и положение рабочего. Кроме закона о субботнем отдыхе, в Библии есть еще несколько законов, защищающих наемного рабочего, говорящих о времени выплаты заработка (каждый вечер), и другие. Все это можно отнести к понятию «суббота». Смысл этого понятия в том, что общество не может предоставить рабочего на милость работодателя, который может вынудить рабочего делать все, что ему вздумается. Библия не признает «свободного договора». Библия не признает знаменитого «закона» экономистов девятнадцатого столетия, закона, который определяет, что единственным критерием для рабочего является мера утомления и голод, которые рабочий способен выдержать и не умереть.
    В узком смысле принцип субботы относится только к понятию времени, то есть к количеству работы. В широком смысле, как уже сказано выше, суббота – начало и источник всех тех реформ, которые сумели осуществить в течение многих лет борцы за социальные улучшения в разных сферах защиты прав работающего. Эта идея впервые появилась в Библии, и не только как одно из 613 предписаний образа жизни еврея, но и как один из десяти заветов, как одна из социальных основ жизни человека. Суббота означает, что отношения между работодателем и работником не их личное дело, а дело Господа Бога, они диктуются высшей инстанцией совести человека и не должны зависеть от аппетита той или другой стороны, а от морального и материального уклада общества.
    Идея колоска относится к сбору урожая. Нельзя убрать с поля весь урожай, часть его нужно оставить на поле или на винограднике для бедного пришельца, сироты и вдовы. И это не акт благотворительности, это приказ «сделать», нечто вроде налога на класс собственников в пользу неимущих. (Закон, в котором заложена колоссальная идея и начало которого тоже в Библии. Суббота и идея «колоска» не известны ни в римской, ни в греческой конституции.) Вся сфера социальных схем в наши дни, от налогов на доходы до налогов на наследство, исходит из законов «колоска».
    Венский еврей Попер Линкиус написал книгу «Долг общего прокорма». Эта книга – попытка вывести из закона «колоска» соответствующие выводы. В соответствии с планом Линкиуса государство обязано освободить всех своих граждан, богатых и бедных, от трех главных зябот: пищи, одежды и жилья. Государство обязано обеспечить каждому человеку пищу, одежду и жилье. План разработан детально, в нем даны точные расчеты количества людей, которые должны будут трудиться для осуществления «Долга обеспечения пропитания для всех», чтобы создать необходимое количество пищи, материалов и домов.
    Я не специалист в этой области и не знаю, правильны ли его расчеты, но я верю, что суть этого плана, каким утопичным он не выглядит сейчас, станет когда-нибудь реальной. Общество обеспечит минимальные материальные потребности каждого индивидуума, как оно это делает в духовной сфере: общее начальное образование. Голод и холод, отсутствие крова исчезнут, как исчезли в некоторых культурных странах безграмотные люди, что считалось утопией сто лет тому назад. Я верю со всей серьезностью, что не пройдет и ста лет и это станет фактом. Возможно, даже сейчас, если бы огромные налоги, накладываемые государством на своих граждан, не тратились на пушки и военные корабли, они могли бы служить нуждам населения – как минимум Попера Линкиуса (одно из условий его плана).
    Прежде чем «долг общего прокорма» мог быть осуществлен, нужно отменить закон обязательной военной службы. И эта идея ясна в Библии. Я думаю, что и это осуществится через сто лет, и, возможно, дети людей нашего поколения доживут до эпохи без войн.
    Но различие между богатыми и бедными останется. Оно всегда будет «стимулом» для Человека, всегда будет толкать его к соревнованию, двигать общество, которое стремится к равенству, чтобы неравенство не осталось навсегда и не превратилось бы в несправедливость. Эту проблему пытались решить двумя путями. Один из них – социалистический, согласно которому различие между бедными и богатыми должно исчезнуть в будущем. Это достигалось путем лишения граждан возможности накопления «богатства», Но вместе с этой возможностью исчезала возможность проявить личную инициативу, а общество тем самым лишалось важного стимула творить и проявлять свои способности. Совсем другое решение предлагает Библия.

    «ЛЕГИОН»

    1923 г.
    В настоящее время вооруженная охрана Палестины находится всецело в руках гарнизона (включая ирландскую жандармерию), который состоит из нееврейских солдат. Огромные неудобства, вытекающие из этого положения вещей, ясны каждому добросовестному наблюдателю. Резюмируем эти неудобства кратко:
    В политическом отношении этот статус Schutzjuden принес сионизму неисчислимый вред в глазах общественного мнения Англии. Весь рост антисионистского настроения в Англии за последние четыре года произошел под лозунгом: «мы не хотим ни платить лишних налогов, ни подвергать опасности сыновей ради еврейских интересов».
    В практическом отношении полезность гарнизона, состоящего из неевреев, оказалась для охраны евреев весьма проблематичной, Английским солдатам и офицерам глубоко несимпатична мысль о вооруженном вмешательстве в еврейско-арабский спор. Арабам известно это настроение войск, и потому в арабской среде неискоренимо держится убеждение, будто – если только не трогать англичан – нападения на евреев не встретят серьезного противодействия. Вот почему в 1920 и 1921 годах в Иерусалиме и Яффе произошли трехдневные погромы, несмотря на присутствие в непосредственной близости (очень крупных тогда) британских контингентов. Между тем, весною 1919-го года, в очень опасный момент, когда в соседнем Египте было восстание и почти все британские и индуские батальоны были оттянуты в Египет, спокойствие в Палестине не было нарушено ни разу, ибо в стране тогда стояло 5000 еврейских солдат, о настроении которых у арабов не могло быть никаких сомнений.
    Наконец, в моральном отношении статус Schutzjuden унижает нас и роняет наш престиж и в глазах англичан, и в глазах арабов. Англичане, зная из собственной истории, что настоящие колонизаторы никогда не пользовались чужой защитой, приучаются смотреть на евреев, как на элемент, для настоящей колонизации не совсем пригодный, а потому и на всю нашу работу как на предприятие искусственное и тепличное. У арабов же складывается впечатление для нас еще более унизительное. И, так как наша главная политическая сила – в нашей моральной потенции, в том уважении к нам и нашему идеалу, какое мы можем внушить внешнему миру, то положение «подзащитных» должно в конечном итоге неизбежно привести к ослаблению наших политических позиций.
    То, что за последние два с половиной года в Палестине не было погромов, не опровергает, а скорее подтверждает все вышесказанное. Погромов не было не потому, что арабы стали «бояться»: напротив, гарнизон за эти годы колоссально уменьшился – с 17 тысяч в 1921 г. до 3-х тысяч; не было эксцессов потому, что еврейская иммиграция пала до полной и явной ничтожности. В 1920 и 1921 годах арабы еще боялись, что готовится крупный наплыв еврейских поселенцев, а потому они устроили две резни. Но в 1922 году в Палестину приехало 7254, уехало 3466, итого прибыло 3788. Арабский же естественный прирост равняется, по подсчету доктора Руппина, 6-ти тысячам в год. Понятно, что такая еврейская иммиграция даже самых крайних арабских националистов не тревожит. Администрация г.Самюэля предупреждает погромы не защитными своими мерами, а своей антииммиграционной тактикой. Если же иммиграция возрастет, то возрастает и опасность; и английско-ирландско-индусский гарнизон, ныне низведенный до количества около 3 тысяч и настроенный «нейтрально», мало гарантирует от этой опасности. Это, к сожалению, непреложно, как таблица умножения.
    II
    Все это, в сущности, ясно и представителям так называемого вегетарианского направления. О том, что английская защита не защита, в сионистской среде двух мнений нет. Даже вегетарианцы стоят за организованную, постоянную самооборону.
    Это обстоятельство надо иметь в виду при чтении всего дальнейшего нашего изложения. Спор идет не о том, должны или не должны евреи иметь свои вооруженные силы. Спор локализировался только на вопрос: «самооборона» или «легион» ?
    Сторонники первой видят в ней, во-первых, совершенно достаточное средство для охраны еврейской жизни, труда и имущества. Во-вторых, они находят, что она не будет раздражать арабов, тогда как присутствие еврейских войск было бы для арабов постоянной «провокацией». В-третьих, они считают несправедливым требовать, чтобы в Палестине были еврейские вооруженные силы, но не было бы арабских, – а в самообороне (но их мнению) этого элемента несправедливости нет. В-четвертых, солдатчину они считают нежелательной, так как она отрывает людей на несколько лет от производительной работы и воспитывает в них кастовый милитаристический дух, тогда как при самообороне люди остаются на своих хозяйственных постах и смотрят на себя, как на обыкновенных граждан.
    Разберемся.
    Если «самооборона» противополагается «солдатчине», то очевидно, что имеется в виду нечто совершенно лишенное военного характера. Члены самообороны не могут жить в лагере или в казармах, а должны жить на частных квартирах. Они не могут посвящать все свое время обучению военной техники – они могут заниматься ею только в часы, свободные от продуктивных занятий. Они не могут быть связаны военной дисциплиной и не могут носить однообразной форменной одежды.
    На основании российского и палестинского опыта должен сказать, что защитительная ценность такой самообороны чрезвычайно ничтожна. Военное дело есть вообще трудное искусство; но дело защиты рассыпанного меньшинства еще в десять раз труднее. Правильно поставленная самооборона должна включить следующие отрасли военного знания: строй сомкнутый и в особенности рассыпной; стрельбу из огнестрельных оружий разного сорта; умение владеть холодным оружием, начиная с палки, – так как порох надо пускать в ход только в исключительных случаях; устройство баррикад, траншей и проволочных заграждений; сигнализацию на близком и на дальнем расстоянии; умение делать топографические съемки и чертить планы; элементарную военную тактику; наконец, умение следить за оружием и починять его. Это – минимум, без которого все дело вообще превращается в ребячью игру. Но думать, будто всему этому, или хоть начаткам всего этого, можно научиться между прочим, урывками, в минуты досуга, когда человек к тому же устал от работы, – это смешно. Все понимают, что халуц должен еще до приезда обучиться своему ремеслу, пахать или столярничать, ибо импровизированный земледелец или ремесленник не годится. Но ведь ясно, что импровизированный стрелок еще хуже. Более того: он опасен.
    Дело не только в самой технике, хотя и она очень сложна. Еще важнее психика человека, у которого в руках очутился опасный инструмент. Оружие действует на новичка опьяняюще – в особенности когда он принадлежит к расе нервной и к этому делу непривычной. Если он – солдат, то его личная психика играет третьестепенную роль. Во-первых, солдата уже в течение месяцев приучали обращаться с опасными инструментами, он свыкся, он не так волнуется. Во-вторых, он привык считать себя машиной в руках унтера, унтер в руках поручика и т. д. Поэтому при «солдатчине» есть гарантия, что опасный инструмент будет пущен в ход только тогда, когда найдет сие необходимым инстанция старшая, опытная и имеющая возможность обозреть всю картину положения вещей, – иными словами, гарантия, что инструменты не «заговорят сами собой». Без унтера, без машинной психики, без муштры и привычки, да еще при наследственной нервности, да еще в обстановке переполоха – такой гарантии нет. А что это значит и к чему может принести, о том предпочтительно не рассказывать.
    Столь же опасно отсутствие организации, Нелепо думать, будто обычные у нас формы организации – комитеты, лидеры и пр. – могут обеспечить действительное единство действий в исключительный момент физической опасности, коллективной и личной. Даже в армиях в этом случае полагаются не на сознание солдата, а на его привычку подсознательно, автоматически инстинктивно слушаться человека с таким-то значком на рукаве. Кто бывал в переделках этого рода, знает, что в такие минуты у среднего человека сознательные импульсы неизбежно отступают на второй план, а главную роль играют инстинкты. Иногда это инстинкт – лезть в огонь, чаще – бежать; но и тот и другой плохи, а потому надо противопоставить им новый инстинкт: автоматическую дисциплину. Но этот новый инстинкт не врожденный. Автоматичность военной дисциплины достигается только продолжительной муштровкой, когда человек на долгие месяцы оторван от обыденщины, окружен особой атмосферой и ежедневно подвергается гипнозу этой самой автоматической дисциплины. Только при такой подготовке можно рассчитывать на то, что каждый средний человек пойдет куда надо и сделает что надо, а не натворит нелепых и опасных отсебятин.
    В придачу ко всем своим недостаткам, неофициальная самооборона лишена главного достоинства армии: она не имеет почти никакой профилактической ценности. Войско, с его формой, парадами и официальным обаянием, импонирует; если численность его достаточна – и если солдаты настроены твердо, и население в этом не сомневается, – тогда по большей части, и не понадобится пускать в ход силу. Но незримая самооборона импонировать не может. Если и удается ей иногда подавить плохо организованный погром, то главного она сделать не может: предотвратить самую возможность погромов, уничтожить в корне само искушение. Нам в Палестине нужна не расправа с убийцами и поджигателями – нам нужно спокойствие, такое спокойствие, при котором до расправы и дело не дойдет. Неофициальная самооборона этого дать не может.
    Это с практической стороны. Со стороны политической – неофициальная самооборона, как постоянное учреждение, в более или менее правовом государстве ala longue невозможна, невозможна ни в форме подпольной организации, ни в форме легального института.
    Подпольная самооборона означает: тайный ввоз оружия, конспиративную организацию, тайное обучение в подвалах. Все это – в правовом государстве неизбежно должно привести к столкновениям с правительством. Неизбежно должны последовать обыски, конфискации, аресты и процессы. Когда же дело дойдет до необходимости выступления, официальные войска и официальная полиция, в девяти случаях из десяти, будут эту же самооборону разгонять – не по злой только воле, а просто потому, что в правовом государстве таким явлениям, как тайные отряды вооруженных штатских граждан, действительно нет места.
    Поэтому, если говорить о самообороне серьезно, то надо стремиться к ее целой легализации – и при этом, понятно, к запрещению и искоренению всяких «контроборон». Это была бы единственно правильная постановка дела. Но за этим первым шагом неизбежно должны были бы последовать и другие. Если правительство открыто разрешает существование вооруженной организации, оно принимает на себя большую ответственность. Поэтому организация эта должна будет подчиниться той системе контроля, которая всегда и всюду применяется к постоянным вооруженным силам: это – иерархия, военная дисциплина, награды и наказания, тщательное обучение (при котором ни для какого производительного труда времени не останется) и, наконец, единственные радикальные средства надзора – обязательное общежитие и однообразная одежда. Иными словами, легальная самооборона в правильной постановке и есть еврейский полк. Все остальное – суррогаты, практически бесполезные, политически вредные, юридически немыслимые и во всех отношениях опасные.
    Принцип самообороны я ценю высоко; с историческими заслугами этого принципа знаком, и вполне согласен с тем, что – где и покуда невозможно образование еврейских войск – нужна хотя бы плохо организованная самооборона. Нужна прежде всего по причинам моральным, для защиты нашей чести. Но в Палестине задача наша не в том, чтобы с честью пасть, а в том, чтобы не пасть ни при каких условиях. Поэтому на вопрос надо смотреть не со стороны подвига, а со стороны практической пользы и добиваться такой формы самоохраны, которая соответствовала бы следующим условиям:

    1. Совершенно легальное положение, исключающее всякую опасность войны на два фронта.
    2. Полная возможность усовершенствования в технике охранного дела.
    3. Экипировка настолько усовершенствованная, чтобы за нею не могла угнаться никакая тайная контр-организация.
    4. Импозантность, которая действовала бы на все население «профилактически».
    5. Система дисциплины и контроля, которая гарантировала бы и нас, и соседей от возможной бестактности или нервозности отдельных лиц.

    Этим условиям удовлетворяет только одна организация – военная.

    СИЛА ДЕЙСТВИЯ И ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ

    1925 г.
    В этот момент тысячи сынов нашего народа, и в Эрец-Исраэль и в диаспоре, делают усиленные попытки предугадать, что за человек наш новый губернатор и каково его отношение к нам. Склонится ли его сердце к идее создания национального дома или же, наоборот, будет «равнодушен».
    Неделю назад мне довелось побывать в Лондоне и там тоже увидел, что никто не знает отгадки этого ребуса. И все-таки всем тем, кто сидит и высчитывает решение, кажется, что этот сугубо личный вопрос – вещь, чрезвычайно важная, именно то самое главное, от чего зависит в большой степени политическое положение, которое будет господствовать в Эрец-Исраэль в течение ближайших лет. В противовес этой точке зрения, позвольте мне высказать иную: отношение губернатора к нашим политическим правам не зависит ни в коей мере от его личного мировоззрения, и это говорится не в том банальном смысле, который в нашем лагере превратился в привычную отговорку, оправдывающую нашу политическую безалаберность: «степень нашего политического влияния прямо пропорциональна степени нашей общественной работы». Этот марксистский пафос – наполовину пустая болтовня, наполовину – заблуждение. Истина заключается в следующем: отношение правительства к нам зависит в первую очередь от нашего собственного отношения к правительству.
    Все, что мы проиграли в политическом смысле, мы проиграли именно в то время, когда были здесь губернаторы, которые, вне всякого сомнения, питали склонность к сионистской идее. Вполне вероятно, что нет у нас в лагере христиан друга более верного, чем Ллойд Джордж, но все же именно в его время, а не во времена Болдуина появилась «Белая книга» 1922 года, и в самой стране у власти находился министр, сионистские взгляды которого признают даже его противники. Каким же образом и почему это произошло?
    Вероятно, наши «марксисты» скажут: «Это случилось потому, что тогда наша экономическая деятельность не была в достаточной мере развитой, сильной и плодотворной…» Предположим на долю секунды, что они правы и экономический фактор действительно является решающим. Но давайте внимательно посмотрим, что происходит в текущий момент. Строительство в Эрец-Исраэль развивается в полную силу и вызывает изумление. И человеческий материал есть, и капитал, национальный и частный, и созидательная энергия, и Тель-Авив, и Эмек, и Афула, и так далее. Во главе министерства по делам колоний стоят два наших друга с давних пор: Эмри и Ормсби-Гур, и оба, в особенности первый, видели нашу строительную деятельность во всем ее нынешнем блеске. И если есть среди читателей этих строк еще всецело верящие, еще не раскаявшиеся в своем энтузиазме по поводу празднеств, устроенных на горе Скопус, на полсекунды пойдем на уступку и им, возьмем в расчет и Скопус, который «показал при свете солнца, как велико влияние волшебства сионистской идеи на все народы мира и как много у нас друзей во всех уголках земного шара.
    И все-таки, несмотря на все это, несмотря на дружеское отношение к нам губернаторов, несмотря на экономическую деятельность, ценностью которой никто не пренебрегает, несмотря на вид чужеземных министров, бьющих земные поклоны в Сионе, что же произошло с нами на политической арене, какой вывод можно сделать из всех этих превосходных факторов? Две речи Эмри – второе, испорченное, издание «Белой книги», два важных назначения (нового губернатора и его заместителя), смысл и пророчество которых понимает каждый еврей в глубине своей души.
    Каким образом и почему наше политическое положение ухудшается, несмотря на все факторы, духовные и материальные, которые, по принятой у нас логике, должны были, наоборот, повлиять к лучшему? Но результата без причины нет, а причиной является один из законов природы, основной закон, железный, господствующий во всей живой и неживой природе, обладающий властью, не знающей границ и не признающей никакого сопротивления. И имя ему: закон силы действия и противодействия .
    И все в природе, любой неодушевленный или одушевленный предмет – от камня в поле до души губернатора, если на него оказывают определенное давление с одной стороны, в конце концов должен подчиниться толчку и двигаться по направлению оказанного на него давления, если не придет с другой стороны нечто, что в физике называется «силой противодействия» – сила, оказывающая сопротивление первой и действующая с той же мощью, что и первая. Самый крепкий ливанский кедр в конечном счете покорится ветру, если ветер будет дуть все время с одной стороны. И ливанские скалы могут превратиться в пыль под напором струйки воды, идущей даже из самого-самого маленького источника, при условии, что она будет капать беспрерывно. То же верно и в отношении человеческой души – будь то душа губернатора или чистильщика обуви; то же происходит и с мировоззрением, и с волей, и с любовью. Этот закон мы не поняли, и потому испортили даже тех, кто нам симпатизирует.
    Масличная гора – это один из самых больших центров давления во всем мире. И говоря это, я не имею в виду только давление жителей Эрец-Исраэль, сопротивляющихся нашим стремлениям. И из Лондона дуют ветры, и из Рима. И все же еще более важным является объективное давление, постоянное давление, созданное самой обстановкой, которое не прекратится даже в том случае, если каким-то чудом прекратится людская пропаганда. Это сила инерции. Губернатору, стоящему на месте, легче, чем губернатору, находящемуся в движении.
    Если бы не еврейская репатриация, то должность наместника в Эрец-Исраэль была бы так же проста, как губернатора Гвианы или острова Борнео. Медленное установление порядка, естественное движение вперед карликовыми шагами, без вопросов и загадок, без мук творчества. Но трудно строить и трудно помогать строительству, особенно такому быстрому и лихорадочному, как строительство нашей страны. Губернатора, который захочет искренне и со всей серьезностью помочь нам проложить дорогу, ждет тяжелый и изнурительный труд. Что ни день – то новая головоломка, что ни день – то какие-то изменения, хлопоты, приспособление законов к постоянно меняющейся ситуации, постоянная дискуссия – то есть все то, что англичане называют «трабел»,
    Это слово, естественно, вызывает неприязнь у любого человека, а особенно у англичанина, и, в частности, у любого английского чиновника. Сила инерции – это самая опасная и страшная сила, какая только может быть. Инерция перекрывает путь строителю. И к ней добавляется еще субъективное давление общественной воли, оказывающей сопротивление этому строителю. Он теряется, и нет у него надежды, – будь он богат, как Монте-Кристо, и трудолюбив, как муравей, – если не умеет он прежде всего оказывать давление со своей стороны, давить с удвоенной силой, изо дня в день, с утра и до утра, и не как буря, которая налетает часа на два и прекращается, а как осенний проливной английский дождь, которому нет конца и нет от него спасения до тех пор, пока снова не появится солнце.
    Если бы я писал для диаспоры, я бы пояснил мои слова примерами и объяснениями. Но мои слова предназначены для ушей многоопытного «ишува», И несмотря на все разочарования, постигшие меня пока что, я все еще хочу верить, что не напрасен был этот опыт и не забыты уроки последних пяти лет. Нет хорошего министра и нет плохого: любой правитель, в сущности, – воспитанник своей среды, а воспитатели его – его подданные.

    ОБРАЩЕНИЕ К МОЛОДЕЖИ

    31 октября 1926 г.
    Не знаю, сумею ли я оправдать выраженные здесь надежды, смогу ли я указать молодежи какой-либо иной путь, отличный от пути, который я указываю самому себе. Да и вообще мне кажется, что нет никакого различия между путем, по которому идет юношество, и путем, но которому идет вся остальная нация. Нет никакой разницы в функциях. Те же функции предназначены и старому, и молодому, бабушке и внучке. Но я рад, что в конце концов перед самым моим отъездом из Эрец-Исраэль, я смог встретиться с вами. Я, однако, надеялся, что наша встреча произойдет сразу же после моего приезда. В течение всей моей жизни в качестве общественного деятеля меня обвиняли в том, что я плохо влияю на молодежь, я подстрекаю и совращаю ее, поднимаю ее против родителей и воспитателей. И вполне возможно, что те, кто обвиняет меня в этом, правы. Перед тем как прийти в этот зал я пытался восстановить в памяти все мои встречи с молодежью, и я вспомнил, что да, действительно, так оно и есть: я всегда «портил» ее. Но мне также вспоминается, что великий Сократ был приговорен к смерти именно за то, что «дурно влиял» на молодежь Афин, И все великие, кому наше поколение и в подметки не годится – Галилео Галилей, Джордано Бруно, Байрон, Шелли, Гарибальди, – все они всегда обвинялись в том, что «совращали» молодежь и побуждали ее к протесту и бунту.
    И все-таки, еще по дороге в Эрец-Исраэль, на пароходе, я думал, что здесь найду другую атмосферу. Там, размышлял я, есть педагоги, которых я помню с незапамятных времен, педагоги в полном смысле этого слова, стремящиеся создать новое поколение людей, обладающих широкой и всеобъемлющей душой. Они захотят, чтобы подрастающее поколение в Эрец-Исраэль смогло услышать и узнать обо всем, что происходит в еврейском мире; они откроют передо мной двери школ, по крайней мере двери старших классов. И я, приехавший в Эрец-Исраэль как представитель одного из течений сионистского движения, я думал, что они придут ко мне и скажут: «Расскажите нам, пожалуйста, так же, как рассказывают на уроках географии, литературы и истории, о чем Вы мечтаете, какие у Вас планы, какие надежды?» В мечтах этих, безусловно, был элемент наивности. Ну что ж, думал я, в конце концов эти педагоги в какой-то мере мои коллеги. Хотя я никогда не занимался преподавательской деятельностью, но тем не менее считал, что величайшая роль еврейского преподавателя заключается в распространении живого языка иврит. И в те времена, когда все вы были еще детьми, младенцами, я, в России, находился в одних рядах с теми, кто боролся за введение обучения на иврите для еврейских детей в этой стране. Я считал, что педагоги в Эрец-Исраэль вспомнят и примут в расчет этот мой вклад. В последнее время я занимался и другой воспитательной деятельностью. Я видел, что нет атласа. Посоветовавшись с педагогом-специалистом, мы составили атлас.
    Я думал, что педагоги дадут мне возможность прийти к вам. Но я ошибся. И я в свое время был учеником, и среди моих учителей большинство были не педагоги, а «чиновники от воспитания». Только один из десяти был настоящим педагогом. И в Эрец-Исраэль, как и в любой другой стране, есть те же два вида: педагоги и «чиновники от воспитания». Эти последние довольно быстро поняли, что в Эрец-Исраэль приехали не их коллеги, а люди совершенно чужие… и потому надежды мои не оправдались. Я уже решил было, что так и не встречусь с вами. Но вот благодаря тому, что какая-то часть молодежи подняла шум, мне была предоставлена такая возможность. Я исполню свой долг, покорюсь своей судьбе и еще раз «испорчу», «совращу». «дурно повлияю» на молодежь.
    В психологии воспитателя, даже самого хорошего, есть одно недопонимание. В каждом предрассудке всегда присутствует доля истины и доля заблуждения. Существует мнение, что в обязанности молодежи входит только подготовка к жизни, и молодому человеку не дано, и даже запрещено, вмешиваться в развитие событий. Юноша не знает, что хорошо, а что плохо, и лишь только тогда, когда он повзрослеет, созреет и познает правильный путь, лишь только тогда разрешено ему вмешиваться. Доля истины в этом есть.
    Семилетний ребенок не может вмешиваться в ход жизни. И, возможно, семнадцатилетний юноша тоже не может. Но о чем, собственно говоря, идет речь? О жизни нормальной нации в нормальное время и в нормальных условиях. Молодежь готовится, впитывает какие-то факты, усваивает Чьи-то мысли, ранее уже обработанные в лаборатории общественного мышления. Но и в нормальном обществе, в Англии, Германии, Франции, отношение к молодежи меняется, когда наступает «ненормальное» время. В обычное время нет необходимости не только в ученике, но и в студенте, так как есть у них умудренные опытом политики. Но в исключительных случаях, например, во время войны, отношение меняется. Молодежь вступает в бой, она выступает в роли спасителя.
    Мы видели это в последней войне. Кто спас честь наций? Восемнадцати-двадцатилетние, которым всегда говорили: «Не вмешивайтесь, пожалуйста», и на выборах им не было предоставлено право голоса. Но в «ненормальное» время молодежь проголосовала самым простым образом: она подняла руку – сила против силы. И для этого она была достаточно взрослой и зрелой. Но я спрашиваю вас: настоящий период в жизни нашего народа вообще и в Эрец-Исраэль особенно – нормальное это время или исключительное? Мне кажется, что исключительное, и ошибкой будет сказать, что ученик, даже ребенок, должен в данный период только готовить себя к жизни. В такой момент трудно сказать молодежи: готовьтесь, только готовьтесь! Но вместе с тем вы не можете уклониться от того, чтобы помогать своему народу, принимать участие в создании и строительстве страны. Это ненормальное, нездоровое состояние, но таково сейчас положение вещей.
    Но у меня имеются претензии и по отношению к этой подготовке. Молодежь, которой сейчас говорят: «Готовьтесь. Настанет время, и вы окажете нам помощь в борьбе», молодежь, которой мы даем все и для которой делаем все, – действительно ли она готовит себя к жизни? Я не знаю. Я задам этот вопрос вам. Вы учите историю, а в старших классах, вероятно, и социологические дисциплины И о течениях, существующих и в еврейском обществе, и в других обществах. Но я опасаюсь того, что главное забыто… я боюсь, что вы не готовитесь.
    И еще один вопрос я должен затронуть и «испортить» нравы. Еще будучи вдали от Эрец-Исраэль, я слышал, что среди местной молодежи есть «очень хорошая часть» и часть – любители скандалов. И эта часть использует разного рода лозунги в целях пропаганды. Возьмем, к примеру, «лозунг языка»: идет по улице человек и разговаривает со своей дамой не на иврите, а на каком-нибудь иностранном языке, подходит «хулиган» и мешает им, «морочит голову». Эти люди также пользуются лозунгом «сделано в Эрец-Исраэль».
    Мне вспомнилось одно движение, движение суфражисток за равноправие женщин. Это происходило в Англии, у англичан, говорящих нам: тихо, нельзя кричать! Учитесь у них. Не знаете ли вы, что за «общественное спокойствие» господствовало тогда в Англии? Десять-пятнадцать лет тому назад женщины шли и демонстрировали перед парламентом; они вливали серную кислоту в почтовые ящики и сжигали письма, среди которых были важные документы и чеки и тому подобное; они вливали чернила в карманы Ллойд-Джорджа и Эсквита. Мне кажется, что наш уважаемый гость, полковник Вэджибур, тоже был среди тех, кто устраивал скандалы, а если я и ошибаюсь в данном случае, то уж Кэнворт точно был. В парламенте сейчас находится не менее ста бывших участников этих скандалов, да и в палате, лордов есть некоторные из них.
    Среди них и женщины с титулом «леди» – такие аристократические женщины, как леди Панкхэрст, у которой есть уже внуки и внучки. Когда ее спросили, почему женщины использовали такую смешную форму войны, она ответила: «Все то время, когда наши противники утверждали, что вообще нет никакой необходимости в женском равноправии, и все время, пока проблема существовала на уровне дискуссии, мы принимали в ней участие, произносили речи, писали статьи, вели борьбу спокойно и с достоинством. Но потом у наших противников появились ответы. Они заявили: «Да, у вас, женщин, действительно есть право на равноправие, но это не срочно, Англия подождет еще несколько лет. Пока над удобно настоящее положение, зачем же менять его сейчас? Тогда леди Панкхэрст сказала: «Посмотрим, будет ли вам удобно, когда женщины покажут англичанину кто мешает». Когда он вставал утром и одевался, карманы его одежды были полны чернил, письма свои он не получал, не мог заседать в парламенте и издавать законы. И кто мешал? Англичане, англичанки. И, таким образом, выходит, что есть времена, когда невозможно сидеть тихо, и слова леди Панкхэрст нужно выполнять от начала до конца.
    Все то время, пока ведутся дискуссии, и вам отвечают отказом и аргументируют свои ответы, вы можете сопротивляться только силой своего мышления. Но если вам скажут, что вы правы, но мы не желаем это ваше право претворить в действие, поскольку это нам удобно и без этого, то тогда мы можем создать такую атмосферу, «чтобы удобно больше не было». Так нужно вести себя и в отношении проявления фанатизма во имя иврита, и в отношении «сделано в Эрец-Исраэль». Нельзя быть умеренными, но нужно знать меру. Так как и это точная наука. Нужно пользоваться известным планом в меру, и не всегда так поступают в Эрец-Исраэль. И не только молодежь делает это. Не смейтесь над тем, кто говорит на корявом иврите: он еще не выучил его как следует. А ведь на собрании делегатов, когда выступили там некоторые из моих друзей и произнесли свои речи на плохом иврите, над ними смеялись и подшучивали. Насмешки и издевки – это оружие скандала. Я видел, как ведут себя распространители английского языка. В Америке, например, человека учат английскому языку, а затем, когда он встанет и произнесет свою первую речь, ему будут аплодировать. И то же самое во Франции, в Англии и Германии; они будут радоваться каждому продвижению, так как они понимают, что приобрели новую душу; там они не скандалят. Здесь одна дама сказала мне: «Я бы говорила на иврите с большим удовольствием, но надо мной смеются». И я говорю вам: любой иврит хорош, ясен и чист. Любой иностранный язык – проклятие. Человек, который говорит запинаясь на иврите, не менее велик, чем Цицерон. Так аплодируйте тем, кто запинается, так как можете считать, что нашего полку прибыло. Когда придется встретится вам с «чиновником от воспитания», научите его, каким образом следует защищать язык. И если вы услышите, что я говорю на улице на иностранном языке, – бросьте в меня первый же камень!
    Я постараюсь ответить на вопрос: что вы собой представляете по моему мнению? Что такое молодежь? Молодежь – это не понятие возраста, как нельзя сказать, что весна – это еще не созревшее лето. Молодость – это нечто другое: особый огонь, особое электричество. Отсюда не следует, что если у человека седина на висках, то он не относится к молодежи. Поскольку Нордау всегда был молод, и Герцль, умерший в возрасте сорока четырех лет, был молод, и Гарибальди, и Данте были молоды. Молодежь – это пружина рычага, предназначенная для того, чтобы приводить в действие механизм общества, которое находится накануне кризиса в состоянии застоя.
    Это определение верно и относительно общества. Предположим, что общество стоит перед выбором между двумя путями своего развития. Есть старый путь, плохой, но, с другой стороны, приходят люди, которые предлагают прокладывать новый путь, объясняют его суть, ценность его идеалов, Этот путь выглядит опасным, но идти нужно именно по нему. Сначала возникает дискуссия, а затем находятся сторонники этого пути. Такое же положение существует сейчас и в Эрец-Исраэль. «Механизм» общества стоит на «мертвой точке». Что в такой ситуации будет делать механик? Он устранит неполадки и выведет машину с «мертвой точки» – и огонь горит, пар выходит, образуется давление… и машина работает.
    Пружиной механизма в жизни общества является молодежь.
    Если в обществе есть сомнения относительно выбора пути и если есть в этом обществе молодежь, она встанет, даст толчок – и все общество пойдет по этом пути. В этом заключается огромная роль молодежи в революционном движении. Но не подумайте, что я пришел рассыпать комплименты еврейской молодежи. Хороша ли она, эта м модежь? Знает ли она все, что положено ей знать? Нет, насколько мне известно, еврейская молодежь не так уж хороша и не знает всего. Молодежь – это не штурман нации, но компас в руках штурмана. Как стрелка компаса, которая всегда указывает в сторону вечной звезды, так и молодежь – это компас совести штурмана корабля, и горе тому кораблю, штурман которого не слушается указаний компаса, и горе той молодежи, которая потеряла ориентир магнитной стрелки, указывающей в сторону вечной истины.
    Я закончу легендой: есть кавказская легенда, повествующая о бродяге, бредущем в горах Кавказа и внезапно услышавшем вздох среди скал. Несколько раз услышал ой этот вздох, пока удалось ему различить слова. Голос спросил его на древнегреческом языке: «Есть ли еще огонь на земле?» Тогда бродяга понял, что это Прометей, титан, принесший на землю первую искру огня, которая дала начало развитию нашей цивилизации, и был за это наказан Зевсом, заковавшим его в железные цепи на скале в горах Кавказа. Каждый из нас выполняет или выполнит эту роль Прометея в силу своих возможностей. И я нахожусь в числе тех, кто взял на себя наследие Прометея, и я считаю себя частицей тех, кто продолжает зажигать искру. И каждый из нас наказан за это и известным образом сослан в пустыню и закован в железо. И в качестве одного из тех, кто зажигает дух молодежи в Эрец-Исраэль, во имя которой я тружусь и буду трудиться всю оставшуюся жизнь, я обращаюсь к молодым евреям и еврейкам именно здесь, в Тель-Авиве, и спрашиваю «Есть ли у вас этот огонь? Молодежь ли вы?» У меня нет необходимости услышать ваш ответ в виде аплодисментов. Вы ответите на него всею своей жизнью, и следующее поколение увидит, дали ли вы на него ответ или нет. Вы должны дать ответ.

    «ШААТНЭЗ ЗАПРЕЩЕН ЕВРЕЮ…»

    Мысли о монизме Бейтара. 1929 г.
    Что такое Брит Трумпельдор? Чем он отличается от других юношеских сионистских организаций?
    Я не намерен порицать другие молодежные организации. Наоборот, у них много достоинств; но я уверен, что они идут по ложному пути, и поэтому надеюсь, что они постепенно распадутся и Брит Трумпельдор, достигнув совершенства, займет их место.
    Разница между ними и Бейтаром выражается в трех пунктах.
    1. Брит Трумпельдор стремится воспитывать молодежь в герцлинианском духе. Известно, что в последние годы сионизм «разбавлен». Идеал еврейского государства от стремления спасти миллионы страдающих евреев и создать им государство, разрешить проблему «еврейских бед» превратился в стремление дать избранному меньшинству возможность наслаждаться климатом земли Израиля и говорить на иврите. Эта поверхностная концепция сионизма пустила корни в самых важных молодежных организациях. В них проповедуют гротескную и искаженную идею Ахад Га-Ама. (Ахад Га-Ам горько жаловался мне и другим, что его учение было искажено, что он всегда ратовал за еврейское большинство в Палестине, и он ясно предложил это в статье «Три стадии».) В их рядах распространяют доктрину Мартина Бубера, типичного провинциала, мелкого мыслителя третьего ранга, у которого можно выискать одну идею, не его, не имеющую ценности из девяти цветастых и закрученных фраз. Эту молодежь учат видеть в сионизме только мечту, которая никогда не осуществится. Брит Трумпельдор учит молодежь верить в большие идеи Герцля и Нордау о государстве, массовой иммиграции, решении еврейской проблемы в смысле политическом, материальном и духовном.
    2. Второе различие состоит в том, что Брит Трумпельдор хочет обучить молодежь самообороне. Что это необходимо, нет в среде евреев сомнения, но, к сожалению, и логика отсутствует у евреев. Они представляют себе, что это особое ремесло среди других: но другие ремесла следует изучать, а это приходит само по себе, из энтузиазма и героизма, храбрости, готовности умереть. Это детский подход к вещам, ибо речь идет не о смерти, наоборот, цель – не умереть и не дать другим евреям умереть или даже страдать. И им не овладевают благодаря энтузиазму. Это ремесло, как и всякое другое, но более сложное и бесконечно ответственное. Поэтому ему надо обучаться и тренироваться долго, нужно ему обучаться со спокойной гордостью, глубоко и систематично и, не стесняясь, относится к этому с желанием и любовью.
    3. Но самое главное отличие – третье. Брит Трумпельдор не терпит идеологического суррогата.
    2
    Шаатнзз – это ткань, сотканная из смешанных волокон: половина лен, половина шерсть; в Торе есть четкий запрет к его употреблению. Есть и причина запрета. В те древние времена мировое хозяйство было разделено на две важные отрасли: обработка земли и выращивание домашнего скота. Между обеими господствовала естественная и неутихающая вражда (нашедшая выражение еще в споре между Каином и Авелем), так как пастуху нужны были большие участки земли. Естественно, что земледелец обычно носил одежду из льна, а пастух из шерсти, по их одежде можно было определить, чем они занимаются. Но человек, носивший одежду из смешанных волокон, был ни тем, ни сем, ни друг, ни враг. И это Библия считает аморальным. Брит Трумпельдор стремится покончить с душевной раздвоенностью.
    Сионизм нынешней молодежи «куцый и разбавленный» и он не может быть их единственным и господствующим идеалом, Нельзя черпать вдохновение от чего-то половинчатого, и поэтому приходят к поискам другого идеала! И так становятся левыми и пропагандируют социальные реформы и социальные революции, и хотят найти их связь с сионизмом. И сионизм становится ограниченным. Цель спасти еврейский народ – только средство служить другим народам, учить их морали и так далее, И поэтому национальный дом для евреев нужно строить на новых началах, в виде кооператива или по-другому, но без капитализма и без эксплуатации. Все это прекрасно, но что делать, когда оказывается, что это невозможно? Жизнь уже доказала это, ибо строительство Эрец-Исраэль невозможно без частного капитала, а капитал не придет, если его не ждут доходы (которые, согласно марксизму, являются следствием эксплуатации). Вывод неизбежен: раз невозможно условие, невозможно и предприятие. И это уводит от сионизма.
    Таков конец всякого идеологического суррогата. Когда начинают открывать, что прежний идеал не хорош и его нужно припудрить и украсить элементами других идеалов, то приходят к признанию, что другие идеалы красивее, величественнее, свежее, и мы начинаем оправдываться и извиняться, подчеркивать второстепенное, пока не приходим к выводу, что, если второй идеал выше идеи сионизма, нужно стать его последователем без всяких условий, ибо «два идеала» – это абсурд.
    И это так: два идеала – абсурд, как два Бога или два разных алтаря в одном храме. Я никого не хочу обидеть, но душа, которая может вместить два идеала и оставаться при этом счастливой, душа ущербная. Цельная душа может быть только монистической. Слово «идеал» по своему смыслу не имеет множественного числа. Здоровая душа, у которой есть один идеал, не может освободить место для второго. Если сионизм – идеал, рядом с ним нет места другим идеалам. Один идеал исключает все другие, как бы прекрасны, чисты и святы они не были. Но при этом он не осуждает другие благородные и прекрасные идеалы. Может быть, социализм действительно вершина справедливости. Я лично в это не верю, но допустим, что это так. Дело не в этом. Когда мы в юности вели борьбу против ассимиляции, мы не сомневались в национальных ценностях других народов, которые ассимиляторы хотели приобрести, в их благородстве, но мы требовали от юношества: не служить другим ценностям, кроме еврейских; и если это трудно, ибо ты влюблен в чужие традиции, ты можешь доказать, здоровая у тебя душа или мелкая, ибо для здоровой души служение идеалу не безделка, а жертва.
    Суть движения Бейтар, которое сейчас формируется и находит свое выражение в трудностях, – идеологический монизм. Большинство его членов, если им разрешат поселиться в Палестине, будут рабочими. Они это знают, гордятся этим и готовы к этому. Но они готовы еще к чему-то: всегда помнить, что их долг, связанный с материальной стороной и строительством страны, не должен влиять на их души. Он может быть каменщиком или учителем, инженером или полицейским, но прежде всего он пионер; это звание более высокое, чем рабочий, или промышленник, или даже солдат. Пионер может выполнять разные должности, он может менять их, но никогда его не могут привлекать классовые интересы той части общества, к которой он принадлежит. В собственных глазах он всегда останется как бы актером, выполняющим роль, данную ему режиссером в пьесе, названной «Создаем еврейское государство», а имя режиссера – идеал государственности. Сегодня он исполняет свою роль с лопатой в руке, завтра – учитель, затем – легионер. Он исполняет свою роль искренне и с чистой совестью. Но на деле он не учитель, не солдат, не буржуй, не пролетарий. Он все вместе. Он пионер.

    ЕВРЕИ И АРАБЫ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФОНЕТИКИ

    1930 г.
    Теперь невозможно догадаться, как звучала еврейская речь в дни наших древних предков; одно ясно – их выговор отличался изысканной точностью, Они не знали скороговорки, не проглатывали слогов, не путали гласных, короче, не знали того неряшливого произношения, которое мы теперь слышим на улицах Тель-Авива. Чтобы в этом убедиться, достаточно вглядеться в одну строку еврейской книги, напечатанной полной пунктуацией. Система «никкуд» была установлена нашими учеными тогда, когда еще не совсем вымерла традиция живой еврейской речи; если они и ошиблись в чем нибудь, то, само собою понятно, не в сторону преувеличенной точности, наоборот, в их эпоху, быть может, уже позабылись некоторые тонкости древнего произношения: могли, например, стереться некоторые оттенки в выговоре гласных, еще отличавшихся друг от друга во дни Давида и Соломона. И тем не менее, как велико звуковое богатство, о котором свидетельствует никкуд (вокализация) масоретов! Три знака для «а», четыре для «о», четыре для «э», два знака для «у», два для «и». Обилие этих знаков доказывает слух, чрезвычайно заостренный и утонченный. Наши предки говорили на языке, исключительно богатом звуковыми оттенками, тщательно отмечали малейшее различие между звуками, отчеканивали каждый слог; можно сказать, что «кокетничали» своим произношением. Грешно портить такой язык тем монотонным треском, который приходится слышать не только на улице и в собрании, но, к сожалению, иногда и в школе, и со сцены театра.
    Язык – это ядро и основа национальной музыки. Как скрипач или пианист работают над сонатой, которую завтра они будут играть публично, гак должен работать каждый из нас над улучшением своего произношения.
    Но откуда взять законы для улучшения произношения? Где найдем мы опору и пример для «правильного» произношения согласных и гласных?
    Естественно, каждый из пас склонен придавать «своему» ивриту звуковой облик того иностранного языка, к которому он привык с детства: идиш, эспаньольский, русский, немецкий, польский, арабский, английский. Само собою понятно, что эта «система» не система. Наоборот: первой нашей заботой да будет стремление избавиться от всех этих «акцентов».
    Некоторые авторитеты считают, что следует приблизить наше произношение к арабскому. И это ошибка. Конечно, иврит и арабский – оба «семитические» языки, но из этого не следует, что наши предки говорили «с арабским акцентом». Французский и итальянский языки тоже – близкие родственники, но звуковой эффект их – совершенно разный. В итальянском алфавите имеются звуки, которых нет во французском, и, наоборот: есть те же буквы, например, «R», которые совсем по разному произносятся. Русский и польский тоже родственные языки: однако, польский акцент в русской речи чрезвычайно режет слух, и наоборот. Лексическая и грамматическая близость не свидетельствуют о близости произношения. Ибо произношение языка не зависит от его структуры: оно зависит от «музыкального» вкуса народа, пользующегося этим языком, от того, что приятно или неприятно для коллективного слуха того или иного племени. Есть примеры даже одного языка, произношение которого совершенно меняется под влиянием климата, природы или расы. Кому неизвестна громадная разница между английским и американским произношением? Еще значительная разница в произношении между датским и «норвежским» – хотя, как известно, язык Ибсена и язык Андерсена – один и тот же язык (датский).
    Во дни расцвета нашего языка в древней Палестине у нас не было почти никакого контакта с арабами. Слово «араб» редко встречается в Библии. Язык арабов развивался в климатических и природных условиях резко непохожих на условия нашей страны: в безграничном просторе, а не в тесной полосе между Даном и Беер-Шевой: на равнине, а не в долинах; в тропической жаре Аравии, а не в прохладяом Иерусалиме; в одиночестве пустыни, а не в толкотне перепутья между Ассирией и Египтом. И расовое происхождение различно. В начале еврейского завоевания Ханаан кипел самыми различными племенами: иевуситы, хиттиты, амореи, филистимляне и многие другие; некоторые из них – осколки народов Европы и Анатолии, другие хамиты. Но к концу периода Царей эти племена уже исчезли, или почти исчезли: большинство из них растворилось в коленах израильских, так создалась еврейская раса: «средиземная» раса, в крови и в душе которой смешаны и слиты черты и вкусы целого ряда северных и западных народов.
    Достаточно заглянуть в учебники еврейского и арабского языков: даже человек, который никогда ни того, ни другого не слышал, просто из первых же глав поймет, что у таких двух языков не может быть схожего звукового облика. В еврейском – ударение почти всегда на последнем слоге, очень редко на предпоследнем; в арабском – самое излюбленное ударение падает на третий с конца слог. Одно это доказывает, как сильно отличался музыкальный вкус народа, создавшего арабский язык, от музыкального вкуса народа, создавшего еврейский. Или возьмем вокализм: чистый арабский язык зиждется на трех гласных – а, и, у, – да и они выговариваются ясно лишь под ударением – во всех других случаях их произношение глухо, и трудно отличить «а» от «э», «о» от «у».
    Иврит строго придерживается своих пяти главных гласных – а, э, и, у, – и обозначает с большой точностью малейшее изменение в произношении каждой из них. Ясно, что развитие слуха у этих двух народов, в эпоху возникновения их языков, пошло но разным направлениям.
    Из этого следует, что учиться произношению у арабов нам нет смысла. Правда, и у них есть буквы «цади», «куф», «тет», «аин»; но отсюда совершенно не вытекает, что произношение этих букв и устах наших предков было похоже на произношение арабов в наши дни. Арабское произношение тут так же мало показательно, как зубное итальянское «R» не показательно для гортанного «R» по-французски.
    Существует еще мною доказательств тому, что весь «музыкальный строй», вся «просодия» еврейского языка не являются, и никогда не были, строем и просодией арабского. Так, например, в арабском отсутствуют две наиболее характерные черты нашего языка, первая – так наз. «вкрадчивый патах» (звук «а», «вкрадывающийся» перед гортанно-придыхательной согласной), вторая – переход «б» в «в», «к» в «х» и т. д. Обеих этих особенностей арабский язык не знает.
    Интересно отметить, что фонетические явления, аналогичные этим двум, встречаются как раз в западных языках. «Вкрадчивое» а, например, – характерная особенность английского произношения poor, door, deer, fair – произносятся вроде «пуа, доа, диа, феа» – с намеком на «аин» в конце. – Феномен «к – х» и т. д. известен итальянскому языку в его наиболее совершенных наречиях – тосканском и римском. Флорентиец превращает «к» в «х» точно в тех же случаях, когда это полагалось бы по-еврейски. Он произносит «вакка» (сильный дагеш), «арка» (слабый дагеш), но вместо «амико» скажет «амихо». То же с буквами б, т, д – они выговариваются твердо, в тех случаях, где по-еврейски был бы в них «дагеш», и переходят в придыхательные между двумя гласными.
    Я остановился на этих подробностях в качестве введения к мысли, являющейся выводом из всего вышеизложенного: если для установления законов обновленного еврейского произношения мы вынуждены искать точек опоры в других языках, будем искать их не в арабском, а в языках Запада, особенно в тех, которые тоже родились или развивались на берегах Средиземного моря. Я, например, уверен, что общий звуковой облик, «просодия» древне-еврейского языка, была гораздо более похожа на фонетизм языков Греции и Рима, нежели на арабский.

    ОБ АВАНТЮРИЗМЕ

    1932 г.
    Язык идиш очень богат, иногда даже сверх меры. Он может иногда вместо одного иностранного слова создать два слова с тройным смыслом, так что трудно дойти до подлинного смысла того, что ты сам произнес. Возьмем, например, слова «приключение» и «авантюра», В Польше под словом «авантюра» подразумевают «скандал», публичную драку. Слово «авантюир» (приключение) я слышал как раз в Бердичеве. Какое из этих двух слов на идиш подходит к тому, что я имею в виду. А я имею в виду положительный смысл этого слова, проповедь в пользу авантюризма, защиту того, что ненавидят серьезные люди и о чем мечтает молодежь. Примеры этому мы можем найти в романах Жюль Верна и Александра Дюма-отца. Что кроется за этим понятием?
    Во-первых, это действия одиночек, и даже всего одного лица на собственный страх и риск, ибо большое количество людей не может участвовать в авантюре часто, а только в редких случаях. Во-вторых, это опасное предприятие, у которого больше шансов на провал, чем на успех. И поэтому каждый серьезный человек считает авантюру глупостью и легкомыслием. Но я намерен защитить право авантюры на существование. Серьезный расчет часто имеет меньше шансов на успех, чем авантюризм,
    Пример тому мы видим в истории сионизма в последние годы: он был продуманным, избегал риска, всего, что связано с авантюрой, но что вышло из этого? – «Белая книга» Пасфильда С другой стороны, мы помним времена, когда серьезные люди называли Герцля авантюристом, а до Герцля награждали этой кличкои других выдающихся людей – Гарибальди, Вашингтона, Колумба. Несомненно, еврей, который грозил донести на Моше из-за убийства надсмотрщика в Египте, тоже говорил ему: «Ты авантюрист». Не просто определить границы, где начинается приключение и кончаются осторожные расчеты. Один мыслитель сказал: «Всякое начало выглядит как авантюра до того как оно превращается в успех».
    Понятие авантюризма было очень расширено, так что в конце концов слово потеряло четкость. Поэтому я не обязуюсь всегда защищать его и оставляю за собой право в соответствующее время обвинить человека в авантюризме, что я не раз и делал. Все зависит от многих обстоятельств: обстановки, момента, конъюнктуры и от типа авантюры. Иногда авантюризм явление положительное, иногда – вредное, в данный момент я считаю нужным защитить авантюризм, ибо он неизбежно займет свое место. И ничего не поможет, даже если мы будем кричать: «тихо». Тишины, покоя не будет, ибо евреи не умерли, мы живой царод, и сионизм жив, он даже усилился, слава Богу. Поэтому стоит подумать и взвесить, не лучше ли дать ему ход, как нормальному явлению в ненормальных условиях.
    А теперь поговорим проблемах репатриации в Палестину. Она запрещена. Как она повлияет на душевную гигиену народа, ведь речь идет о душевном здоровье молодежи. Глаза десятков лучших сынов народа были обращены к репатриации. 2000 человек молодежи были готовы к репатриации, изменить направление в своем образовании, оставить учебные заведениия, отказаться от карьеры, связанной с учебой, вступитъ в конфликт с родителями. Пока была надежда на репатриацию, по крайней мере для двух тысяч молодых людей в год, была жива искра надежды. А что теперь? Никакого утешения даже если в следующем году выдадут несколько тысяч сертификатов, ясно, что власти Палестины не разрешат большой алии, и 90 процентов из тех, кто собирался принять участие в строительстве страны, не имеют и тени надежды приблизиться к желанной цели (пока у власти находятся нынешние правители).
    Какой же выход из этого положения? Выход политический я не стану затрагивать в этой статье. Сейчас меня интересует другая сторона этой проблемы. Представьте, что перед вами сидит молодой человек или девушка, ваш сын или дочь, и спрашивает вас: «Что мне делать? Не всем а мне лично; должен ли я смириться с этим запретом репатриации со стороны англичан? Склонить голову и сказать «хорошо, я выполню приказ, и, до тех пор пока я не получу разрешения, я буду паинькой, останусь дома и помогу тебе, папа, торговать овощами в лавке. Но существует опасность, папа, что это положение затянется и развитие пойдет по другому пути, не ведущему к Сиону, и поэтому не следует ли искать других путей – авантюрных? Где написано, что в страну можно проникнуть только с разрешением в руках? Разве ты не рассказывал мне о временах когда вы нарушали границу?»
    Будем осторожны, отвечая молодым людям. Объясним им, что в Палестине гораздо труднее перейти границу, чем в бывшей России. В Палестине есть сложные границы: c одной стороны море, с другой – Суэцкий канал, c третьей и четвертой – враждебное арабское население Это знает даже спрашивающий молодой человек. Но главная опасность состоит в том, что в результате молодой человек может лишиться последней надежды, его собственной мечты, и предстанет перед альтернативой, упомянутой выше: выбрать другие пути, которые не ведут в Сион. Но не стоит переоценивать надежность обдуманных действий. Я хорошо знаю границы Палестины. Они не легки, но не все, что тяжело, непреодолимо. Я не стану входить в детали, но эта авантюра не хуже других, у нее есть как шансы на провал, так и на успех. Одно ясно: народ, и особенно молодежь, не смеют склонять головы и говорить с вздохом: полиция запретила нам стремиться к избавлению откажемся же от него и будем сидеть послушно дома.
    Конечно, мы продолжим борьбу за избавление, и где написано, что доказывает, что во имя избавления нельзя использовать авантюру как средство? Уроки истории говорят об этом. История свидетельствует, что даже неудавшаяся авантюра становится иногда средством борьбы, особенно если это предприятие не одиночки, а группы людей. Совсем не страшно, если бы англичанам пришлось бы хватать каждое утро молодых евреев, сажать их в тюрьмы и высылать за пределы Палестины, и повторять это раз за разом. Может, это совсем не опасно, если англичане обнаружат вдруг, что у нас есть организация «контрабандистов», переправляющая нелегально евреев в их национальный дом, и вследствие этого возникнет ряд судебных процессов против этих нарушителей. Кто знает, может, эти суды превратятся в международный суд против самой Англии.
    Но я больше не молод и не могу дать совет молодежи. Но если бы я был молод, наплевал бы я на их разрешения и запреты. Вы скажете, что это невозможно. Расскажите своей бабушке, а не мне. Трудно? Да. Очень трудно. Но в этом и есть смысл авантюры. Горы высоки для того, чтобы на них взбираться. Если бы я был молод, я бы избрал новый вид пропаганды и обзавелся бы соответствующим символом: свистком, простым копеечным оловянным свистком, который помогал бы мне освистывать все их законы и запреты. Англия потеряла право требовать уважительного отношения к ее законам на земле Израиля. Вся ее деятельность в Палестине представляет нарушение морали; как мы презирали царские законы, так мы отнесемся и к английским властям в стране. У Англии есть все возможности и средства осуществить свою власть, но она потеряла моральное право продолжать свое господство здесь. Прошло время, когда мы были уверены, что должны поддерживать английские власти, оказывая им моральную поддержку, даже когда это давалось нам нелегко.
    В последнее время немногие в Палестине готовы принять участие в авантюре, но их число будет расти, как и само предприятие будет разрастаться в силу обстоятельств и его важности. Ибо не мыслимо, чтобы общество, насчитывающее три поколения людей, одержимых национальной идеей, станет покорно кивать головой в знак согласия с деятельностью банды чужестранцев, право властвовать которой в земле Израиля основано на том, что они не выполняют возложенного на них долга. Они сделали нашу жизнь Палестине невыносимой. Ясно, что в Палестине неизбежно найдутся евреи, которые найдут пути превратить и жизнь англичан в невыносимую, может быть, еще более невыносимую, чем наша. Число таких людей в начале будет не велико, их ряды займет молодежь, и их назовут авантюристами, одного за другим их заключат в тюрьмы Акко, Иерусалима за неуплату налогов, за вызывающее отношение по отношению к полицейским.
    Но аресты не такая уж трагедия для сидящих в тюрьме. В одном из журналов «Массуот» я прочел интересное описание ареста членов Бейтара из Рош-Пины, отправленых в тюрьму в Акко за пропаганду бойкота переписи населения. Просто удовольствие читать об этом в наши дни, когда «протест» совершается по указанию свыше, Стучат в дверь и спрашивают: «Вы готовы получить бланк переписи населения?» Им отвечают: «Нет». И тогда следует вопрос:
    «Не вы ли тот, кто распространяет прокламации против переписи населения?» – «Да, и еще как». О какой силе духа говорит этот короткий рассказ. И после этого их посылают чистить туалеты в тюрьмах; и эти молодые люди надевают праздничные одежды и идут выполнять работу, каждое пятно на их одеждах клеймит их тюремщиков. Две молодые девушки, Шошана Шиманович и Рая Берман, отказались работать, ибо эту работу могли бы понять как «сотрудничество». Их отправили в тюрьму Бейт-Лехем. Вслушайтесь в звучание названий этих городов: Акко, Бейт-Лехем, связанных с их арестами; даже грязные рабочие не могут уменьшить силу звучания святых слов Иерусалима, горы Скопус. Аресты не трагедия для тех, кто сидит в тюрьме, иногда это трагедия для тех, кто посылает честных людей в тюрьмы.
    Англия дошла до того, что господствует на подчиненных ей территориях, сажая в тюрьму честных людей. Каждый патриот Индии стесняется того, что остается дома. «Кто я, – спрашивает он себя, – предатель, не подвергающийся аресту?» А корреспонденты «Таймс» и «Ниар Ист» облизывают пальчики и радуются: «Какие мы сильные». Повремените еще год, слепцы, и увидите, где ваша сила. В наше время это признак не силы, а беспомощности, когда культурный народ пытается удержать власть, только надевая наручники на выдающихся людей культуры подчиненного ей народа. Каждый ребенок в Англии знает, как растет ежедневно влияние Ганди. Каждый день его заключения – победа в битве за его идею.
    И то же самое будет на земле Израиля, если мы еще живой народ.

    СИОНИЗМ И КОММУНИЗМ

    1932 г.
    Заметка эта представляет собой ответ на частное письмо, содержание которого приблизительно таково: «Я хотел бы задать Вам один прямой вопрос и получить на него такой же ответ и совет, хотя я не могу поручиться, что последую ему. В течение пяти лет я принимал активное участие в деятельности одной молодежной сионистской организации, но в последний год существенно изменились мои взгляды на общество. Я больше не верю в существующий режим и питаю отвращение к социал-демократам. Они напоминают мне сионизм у нас, в котором надеются на эволюцию, занимаются социализмом в миниатюре и, хоть и против желания, предательством. А раз так, коммунизм выглядит намного привлекательней. Но прежде всего я хотел бы видеть свой народ, обосновавшийся и пустивший корни в Израиле, или, по крайней мере, в начале этого процесса; тогда я мог бы посвятить себя борьбе за новый режим. Когда я рассказал об этих своих мыслях товарищам по организации, это только привело к трениям, о которых я не стану рассказывать. Какой совет Вы можете мне дать? Имею ли я право оставаться в сионистской организации с такими взглядами или мне следует оставить ее? Что Вы думаете об этом?»
    Вопрос действительно прямой. И он знаменателен для нашего времени. От него нельзя отмахнуться. Тот, кто потерял надежду на осуществление целей сионизма и перестал в душе быть сионистом, не должен совершать лишних усилий для понимания их, а встать и пойти по зову своего сердца.
    Человек либо родился сионистом, либо нет. Сионизм воплощает гордость и признание права на госу-дарственнный суверенитет, и эти черты не могут разрешить ему принять положение, при котором еврейская проблема отодвигается с первого места и уступает дорогу другим, как бы велики и значительны в мировом масштабе они не были. Для человека, который так чувствует, даже спасение всего мира неактуально пока у еврейского народа нет своей страны, как у всех народов; даже если ему скажут, что для достижения сионизма необходимо временно отсрочить спасение мира на целое поколение, на сто лет, он скажет: «Пусть мир подождет, ибо мы часть его, важная и святая, ждущая спасения». Такие ощущения нельзя внушить человеку. Бывает, что человек считал себя сионистом, особенно после провозглашения Декларации Бальфура, когда сионизм стал модой и казалось, что вот-вот он осуществится, и без особых трудностей.
    Но вскоре всплыли трудности, он вышел из моды, и человек, считавший себя сионистом, видит, что он ошибся, он может существовать и без спасения Израиля и может удовлетвориться спасением остального мира. Такому человеку следует сказать: если так, иди с миром, и чем скорее, тем лучше. Был период в семидесятые годы, когда было принято покидать лоно еврейства массами. Почти каждый молодой человек, который вступал в общеобразовательную школу, был кандидатом в духовного изгоя; но мы преодолели это явление. И слава Богу, удостоились быть свидетелями первых пионеров Билу, Герцля, Нордау и других. Нам нечего боятся покидающих. Мы бесконечно богаты. Я говорю со всей серьезностью всем сионистским молодежным организациям: открывайте двери всем сомневающимся; каждому: вглядись в свою душу, может, ты ошибаешься, и в душе твоей сионизм не господствует над другими мировоззрениями. Если это так, дорогой друг, не теряй ни минуты, иди с миром, не поведав, что ты думаешь о нас, – мы обойдемся без тебя.
    Но юноша, написавший мне письмо, принадлежит к другому типу людей, и такие юноши типичны для нашего времени. Он в душе не отвергает сионизм, он только хочет совместить его с другим идеалом; он даже говорит о том, Что прежде он хочет видеть еврейский народ, обосновавшийся в земле Израиля. Такому человеку надо ответить честно: не может быть прежде и после, а только то, что служит одному идеалу, ибо не только нет места другому идеалу, а возникает необходимость против него, если он мешает первому. И речь идет не о теории.
    У каждого образованного человека есть разные точки зрения на всевозможные жизненно важные вопросы. Он может быть пацифистом, поклонником эсперанто, приверженцем арабского народа, ратовать за получение им арабской федерации от Марокко до Ирака. Он может восхищаться Англией и поддерживать ее право на сохранение колонии Индии или, наоборот, испытывать ненависть к Англии и мечтать об освобождении Индии. Он может быть врагом существующего режима и верить, что самый справедливый режим – социализм. Он может даже верить, что для завершения социализма больше подходят коммунистические методы, чем социал-демократические. Многие глубокомыслящие и серьезные люди придерживаются подобных взглядов в разных областях. Но это всего лишь взгляды, не идеалы. Идеал – это особый вид мировоззрения, которому верны; и всякий раз, когда возникает противоречие между идеалом и другими мировоззрениями, служат первому и отбрасывают остальное.
    В каждом движении есть внутренние проблемы совести. Особенно это относится к так называемым «революционным» движениям. В принципе они против кровопролития, но они не следуют этому принципу, когда идеал вынуждает их. Гарибальди был одним из первых, кто мечтал о создании Лигии Наций, которая покончит со всеми войнами; но всю свою жизнь он воевал. Я готов поверить, что русские коммунисты против принципа милитаризма, но они создали самую большую армию в мире. Можно привести множество примеров из всех сфер жизни. Но есть одно железное правило: человек не может достигнуть чего-то, не будучи готов привести в жертву другие мировоззрения, когда есть в этом необходимость. Отсюда святая нетерпимость идеала. Идеал не терпит никакого соперничества.
    Отсюда мы приходим к принципиальной дилемме: можно ли, как надеется мой молодой друг, совместить активную деятельность в пользу сионизма с последовательным служением коммунизму. Если это возможно – нет никаких противоречий, но если нет, тогда…
    Давайте посмотрим беспристрастно на действительность, забудем, что пишущий эти строки не только против коммунистических методов, но и против коммунистического режима; более того, забудем об отношении коммунистов к сионистам в странах, где их преследуют. Выразим свое мнение о коммунизме на основе двух его основополагающих принципов.
    Отношение к капиталу: финансирование строительства в Палестине исходит на девяносто процентов из кармана людей среднего класса. Все фабрики в Палестине созданы на их деньги. Деньги на строительство Тель-Авива дал средний класс. И самые старые в стране сельскохозяйственные поселения созданы на деньги мелкой буржуазии и большого капитала, другая группа поселений, более поздняя (Месха, Седжера и другие), на деньги барона Гирша; новые поселения на деньги Керен-га-есод (основного фонда).
    И снова это деньги буржуазии, факт этот может быть неприятным или нет, но факт на лицо. А одним из ведущих принципов коммунизма является классовая борьба пробив буржуазии и цель ее покончить с буржуазией после победы пролетарской революции, реквизировать всю ее собственность, большую и малую. А это означает уничтожить единственный источник капитала для строительства Израиля. Коммунизм в силу своей природы стремится настроить народы Востока против европейских стран. Он видит европейские страны как «империалистические и эксплуататорские» режимы.
    Совершенно ясно, что коммунисты станут натравлять народы Востока против Европы. И сделать это они могут только под лозунгом национального освобождения. Он говорит им: «Ваши страны принадлежат вам, а не чужим». То же они неизбежно скажут и арабам, особенно арабам Палестины. Ибо в соответствии со стратегическим законом, нельзя пренебрегать никакой армией, никаким борющимся движением, и бить противника в его слабом месте. Евреи слабее англичан, французов и итальянцев.
    И снова я хочу подчеркнуть: я не говорю, что коммунизм злонамерен. Наоборот, я знаком с несколькими русскими коммунистами, которые питают симпатию к сионистам. Но симпатия не может изменить объективного отношения к сионизму. Принципиально коммунизм против сионизма. Коммунизм не может не подкапываться под сионизм и не предоставить арабам возможность превратить Палестину в часть большого арабского государства. Он не может вести по-другому. Коммунизм стремится подточить и уничтожить единственный источник строительного фонда – еврейскую буржуазию, ибо основа его – принцип классовой борьбы с буржуазией. И поэтому оба эти движения несовместимы даже теоретически. Тот, кто хочет служить сионизму, не может не бороться против коммунизма. Весь процесс строительства коммунизма, даже если он происходит где-то там, на другом конце планеты, в Мексике или в Тибете, наносит ущерб строительству Земли Израиля. Каждый провал коммунизма в пользу сионизма. Редко встречаются в жизни два так резко несовместимых движения.
    Нет места понятиям «прежде» и «после». Если мы хотим прежде всего создать еврейскому народу государство по обе стороны Иордана, мы не можем оставаться нейтральными. Как человек не может дышать в воде (любит он воду или нет), так сионизм не может существовать в атмосфере коммунизма. Если сионизм занимает в сердце первое место, нет в нем места прокоммунистическим тенденциям, ибо для сионизма коммунизм, как удушающий газ, и только как к таковому можно к нему относиться. Или – или.
    У каждого интеллигентного человека можно обнаружить массу всяких взглядов и вер. Поэтому, посиди, подумай и выбери, какую из них ты предпочитаешь, какой хочешь служить, а ко всем остальным отнесись, как советская власть к идее пацифизма: если можно дать ему ход, почему бы и нет, если нет – создает сильную армию; склони голову перед одним идеалом. Человек может жить и без идеала – заработкам это не мешает, но с двумя идеалами может мириться только болтун.
    Если ты выбрал коммунизм – иди с миром, если еврейское государство на земле Израиля, то твоя симпатия к коммунизму лишена смысла, и ты должен бороться с этим, покончить с этим, как и я. Но я это делаю с удовольствием, а ты с сожалением, вот и все различил между нами. Есть только две возможности. Третьей не дано.

    КЛАСС

    1
    Я не вижу существенного различия между коммунизмом и любой разновидностью социализма, опирающегося на классовую идеологию. Отличительная черта социализма характерна и для коммунизма. Суть ее в том, что, согласно ей, класс наемных рабочих, особенно рабочих физического труда, – единственный знаменосец идеи улучшения общества. И путь исправления в победе этого класса над другими классами общества, что может быть достигнуто только путем так называемой социальной революции насилием, а не путем договора. И поэтому я не вижу ни тени намека на малейшее различие между теорией коммунизма и социализма. Различие между ними только в темпераменте, одни спешат, а другие медлят, и различие это не стоит даже той капли чернил, которые нужно потратить на описание этого различия… И те и другие стремятся к созданию общества, в котором будет господствовать меньшинство, которому должны будут покориться все остальные члены общества. На деле коммунизм всего лишь сокращенное изложение классовой идеи пролетариата, все остальное – лишь попытка компромисса, а компромисс – дело временное. Всякий, кто борется с коммунизмом, борется с идеей классовой борьбы; кто готов принять идею классовой борьбы, принимает коммунизм.
    2
    Пишущий эти строки не верит в преимущество социалистического режима, то есть в идею национализации средств производства. Я убежден, что социалистический режим, если он будет установлен и утвердится в одной стране или во всем мире, окажется ужасающим режимом, худшим, чем существующие. Таково мое мнение, хотя многие не согласны с ним; они верят, или по крайней мере питают надежду, что социалистический режим будет иметь больше достоинств, чем недостатков. Не стану спорить с ними. Идея социализма может быть хороша сама по себе, а может и нет, мы не обсуждаем ее достоинства, а только ее классовую теорию, которая гласит, что исправление мира может быть достигнуто только в результате победы пролетариата над всеми другими классами.
    Эта теория «реакционна» по своей сути. В мире принято придавать значение звучанию понятий, не вникая в их смысл, и поэтому то, что произошло в России осенью 1917 года, назвали «революцией». И каждый, кто будет бороться с ее последствиями, получит клеймо «контрреволюционера», даже если ратует за свободу слова в России, право выборов и равноправия для всех граждан. Клеймо – это плод путаницы понятий. Смысл слова «революция» имеет смысл технический и идеологический.
    Первый: любое изменение государственного порядка, совершенное путем массового насилия, – революция. Если один король изгнал другого в Афганистане и захватил его место, и это вылилось в значительное кровопролитие, то нет существенного различия между старьем режимом и новым. И это тоже называют революцией, что делать предосудительно, ибо сказано: «не называй имя мое всуе». Подлинный смысл слова «революция» – идеологический. Совершение восстания и его победа еще не все, главное – цели лагеря повстанцев. Слово «революция» означает только такое восстание, которое освобождает, а освобождение без свободы слова, собраний, свободы личности, свободы выборов не может быть полным. Нет освобождения без права каждого гражданина влиять на власти, иметь возможность свалить существующую и заменить ее новой; нет «освобождения» без равноправия для всех граждан, всех рас, всех вероисповеданий, всех классов. В этом идеологический смысл слова «революция»; в противном случае и победу фашистов в Италии можно назвать «революция» (как это делают сами фашисты). И поэтому меньше всего подходит слово революция той гнусности, которая произошла в России: фашисты, нарушив принцип свободы, по крайней мере не ущемили принципа равенства.
    Идея классовой борьбы органически связана с реакцией. Она может быть осуществлена только вооруженным путем, реакцией. И нечего вопить, что советские правители России жестокие убийцы, наслаждающиеся картинами тюрем и виселиц. Это глупость и ложь. Большая часть их – дети русской интеллигенции, испытывающей отвращение ко всякому насилию, впитавшие с молоком матери ненависть к подавлению, оно чуждо им и сейчас. Если бы можно было создать и сохранить режим классовой диктатуры без тюрем и убийств в Бутырке! Но это практически невозможно, хотят они этого или нет. Ибо нет другой основы для власти одного класса. Он может удержаться, только опираясь на реакцию, все, что не реакция, – яд для его власти, смертельная опасность.
    Равноправие граждан? Ведь сама идея власти одного класса над другими противоречит ему. Свобода мнений? Но ведь мнение большинства направлено против власти одного класса, ибо он в меньшинстве и никогда не превратится в большинство (особенно сейчас, когда машины все больше заменяют рабочих физического труда). Свобода объединений? Но это означало бы объединение большинства граждан против правящего класса, что недопустимо. Насилие, подавление, все средства реакции – не случайные ошибки режима, не садистские наклонности своры волков; они суть и душа классовой борьбы, и даже в государстве ангелов не смог бы существовать режим классовой диктатуры, но опираясь на реакцию и только благодаря ей он может сохраниться.
    3
    Все вышесказанное не означает, что стремление решить проблему бедности, ликвидировать ее, привести к ее исчезновению с лица земли – реакционно. Наоборот, это стремление прогрессивное, святое дело. Весь пафос священных писаний вложен в это стремление. Из всех моральных заветов, которые народы мира получили от Израиля, этот, пожалуй, самый значительный, ибо он учит мир ненавидеть бедность, искать пути ее устранения. Но нет ничего общего, никакой связи между этим стремлением и классовым мировоззрением пролетариата. «Бедняк» и «рабочий» – не тождественные понятия. Не все бедняки – рабочие. И не каждый рабочий – бедняк. Прошли времена Карла Маркса, когда наемный рабочий был символом всяких страданий. Тринадцатичасовый рабочий день, нищенская зарплата, запреты забастовок, объединений, отсутствие защиты со стороны законов.
    В тех условиях ошибка Маркса была естественной И понятной, ибо он увидел в бедности наемного рабочего символ бедности всего мира и мечтал, спасая рабочего, спасти заодно всех бедняков. Но те времена прошли. В странах экономического прогресса в годы, предшествовавшие нынешнему кризису, положение пролетариата было далеко от бедности. Бедняками были крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, государственные служащие. Работа чернорабочих, каторжная во времена Карла Маркса, стала в большинстве случаев более легкой, ибо рука стала управлять рычагом, а палец нажимать на кнопку, часы работы в два раза короче часов работы крестьянина или домохозяйки с шестью детьми; защищающие их рабочие профсоюзы владеют значительным капиталом, банками, складами, больницами, библиотеками, клубами; велико их политическое влияние, их законы защищают интересы рабочих, зарплата разрешает им существовать и экономить на случай кризиса.
    Я не говорю, что положение рабочих идеально, в нем еще много недостатков, и предстоит борьба за улучшение положения, но заявлять, что наемный рабочий – «символ бедности», – ложь. Из всех бедняков мира наемный рабочий самый защищенный из всех. Если во времена Маркса он был самым подавленным, в наше время он класс привилегированный.
    Ложно также утверждать, что каждый, кто против власти класса пролетариата, тот против спасения бедных и ратует за режим голода для бедняков, забывает заповедь «жалости». Все это ложь. Мир всегда стремился бороться с бедностью и не перестанет это делать до конца, пока не исчезнет на земле сама по себе память о голоде и холоде, об отсутствии крова, и, кто знает, может, возрождение еврейского государства будет «социальной лабораторией» для той расы, которая была соавтором идеи социального улучшения и которая покажет миру подлинный пример общества, основанного на справедливости, общества без бедности и бедняков. Нет ничего общего между спасением «бедняков» и требованиями класса пролетариев. Не каждый пролетарий – бедняк, особенно на земле Израиля, и не все бедняки – рабочие, наоборот, в наше время большинство бедняков не рабочие.
    4
    А теперь обратимся к сионизму. Сионизм не может принять идею классовой борьбы. Между ними не может быть никакого компромисса; сионизм должен окончательно отказаться от идеи классовой борьбы в израильском обществе в течение всего периода строительства государства, в противном случае сионизм не может быть осуществлен.
    Долг сионизма на деле – расселение на ограниченной территории в ограниченный отрезок времени такого количества евреев, которое составит еврейское большинство в Палестине, не сгоняя с земель нееврейское население страны. В условиях Палестины это означало интенсивную колонизацию. Не знаю, были ли в истории примеры, когда иммигранты сумели заселить такое количество поселенцев на таком маленьком пространстве, уже до этого плотно заселенном. Сионистское поселение, то есть поселение, ведущее к еврейскому большинству, прежде всего поселение интенсивное, это единственная в своем роде колонизация.
    Однако и обычная колонизация – процесс, требующий особые условия, противоречащие нормальному порядку в нормальном государстве. Колонизация нарушает порядок во всех сферах общественной жизни. При колонизации нет места подлинному парламентаризму, ибо он означает власть большинства, но большинство еще не успело прибыть в страну. Но особенно сильно отражаются нарушения на национальной экономике, В нормальных условиях экономика развивается сама по себе естественным путем, создаются новые учреждения, новые формы экономики возникают из существующих.
    Колонизация нарушает характер «национального» развития. Она вносит нечто новое, множество новых поселенцев относятся к более высокой культуре, у них более высокие запросы, и, чтобы их удовлетворить, государство обязано создавать новые формы экономики, не дожидаясь, когда возникнет «естественная потребность». В результате колонизации экономика будет развиваться искусственно.
    Возможно, классовая борьба допустима или даже полезна в нормальном обществе. Но обсуждение этого вопроса не входит в аспекты моей статьи. Одно совершенно ясно: если забастовка происходит в Германии или Италии, или владельцы предприятий объявляют локаут и это может привести к закрытию ста или тысячи фабрик в Германии или Италии, это ничего не изменит ни в Германии, ни в Италии. Но если будут парализованы еврейские фабрики в Тель-Авиве, мы потеряем колонизаторский фактор и это отодвинет или совсем разрушит наши планы на достижение еврейского большинства в Палестине.
    Вывод из всего этого: нет места классовой борьбе в период колонизации. Кто стремится к строительству государства, должен принять особые условия.
    Есть еще одна сторона классовой философии, также ложная в условиях сионистских целей, и это лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Как убежденный либеральный буржуа, более того, как еврей и потомок Исайи, я верю, что наступит день и все человечество объединится в лик своего Создателя. Эта мечта более возвышенна, чем частичное «объединение» рабочих физического труда, которые хотят подчинить себе все человечество. Я презираю лозунг частичного единения взамен всеобщего.

    ИДЕЯ БЕЙТАРА

    1934 г.
    Движение «Бейтар» (Союз имени Иосефа Трумпельдора) возникло в 1923 году в Риге по инициативе местной молодежи. Почти в то же время были созданы отделы Бейтара в других странах. Первый съезд всех руководителей движения собрался в Варшаве в январе 1928 года; первый международный съезд представителей Бейтара произошел в Данциге в июле 1931 года. Сейчас, в 1934 году, движение насчитывает около 40 000 членов из 24 стран.
    Некоторые части программы Бейтара тождественны с политическим принципом программы международного союза сионистов-ревизионистов и с основами, принятыми на конференции в Данциге. Но мировоззрение Бейтара находится в процессе формирования. Сама жизнь медленно создает его в ответ на проблемы, ожидающие своего решения. На наших глазах появляется и расцветает новое растение, еще слабое, доселе невиданное, подобно которому мы не найдем в еврейских садах. Еще не ясно, какую оно примет форму, когда созреет, какие даст плоды. Душа Бейтара все еще «тайна» для его последователей, для массы бейтаровцев и ее вождей так и для автора этой брошюры. В ней я могу наметить только ее основные линии, намеченные в Данциге. Во второй части я могу привести только свои собственные соображения и надежды: рассказать о том, что я чувствую и предвижу в связи с энтузиазмом Бейтара.
    Эта брошюра состоит из двух частей. В первой читатель найдет те моменты, которые нашли свое выражение в принятой программе Бейтара. Во второй части попытка найти решения проблем, поставленных самой жизнью перед бейтаровцем. Если первая часть – официальная программа Бейтара, то вторая – взгляды автора.

    1. Миссия Бейтара
    Роль Бейтара проста и нелегка: создать новый тип еврея, в котором нуждается нация для создания еврейского государства в возможно более короткий срок и в наиболее совершенной форме. Иначе говоря: создать «нормального» и «здорового» гражданина. И в этом таится вся сложность, ибо еврейская нация в данное время «ненормальная» и «нездоровая», и вся система отношений в диаспоре противоречит воспитанию нормального и здорового гражданина. За две тысячи лет рассеяния еврейский народ потерял способность направлять все свои стремления на выполнение одной целенаправленной цели, отучился действовать, как одна нация, потерял способность защищать себя с оружием в руках в случае опасности. Он привык больше орать, чем действовать; беспорядок и отсутствие организации, небрежность стали привычными для него в общественной и личной жизни. В связи с этим воспитание занимает первое место в движении Бейтара, и каждый шаг в этом направлении поднимает его на вершину, хотя достижение совершенства в поведении займет много времени у каждого члена Бейтара. Но все члены Бейтара стремятся достигнуть этих вершин.
    2. Еврейское государство
    В основу мировоззрения Бейтара положена идея создания еврейского государства. Но уже в основе этой простой идеи кроется мировоззрение Бейтара. В чем смысл существования каждой нации? Смысл его в том, что каждая нация вносит свой вклад в общую культуру всего человечества, вклад, который характеризуется духовными особенностями каждой нации. Нация не может удовлетвориться только идеями и советами: она должна быть живым примером, осуществить свои идеи и идеалы на деле, выразить их не только в книгах, но и в формах коллективной жизни народа. Но народу необходима собственная «лаборатория», страна, в которой он «хозяин», в которой он может свободно жить коллективной жизнью в соответствии с его мировоззрением, будь оно положительным или отрицательным; такой лабораторией может быть только независимое государство.
    В течение многих лет часть евреев считала, что если миссия евреев – распространять свои идеалы в цивилизованном мире, то наилучший способ для выполнения этой миссии – рассеяние среди народов земного шара, ибо, по их мысли, так легче распространять идеи среди других народов и способствовать тому, что народы последуют их советам в своей общественной жизни. Но это грубая ошибка. Нечего давать советы другим народам, мир учится не на советах, а на практических примерах, даже если речь и идет о восприятии новых идей. Англия, например, обогатила мир большой социальной идеей – самоуправлением свободных граждан, то есть парламентарным государством. Но как «учила» Англия другие народы воспринять идею и установить парламентский режим? Не путем рассеяния среди других народов, наоборот, английский народ сам подготовил и создал парламентарный режим в своей стране и, таким образом, дал миру живой пример, которому мир и последовал. Подобным образом и французы выполнили свою миссию и обогатили мир идеей свободы и равенства только после победы Великой французской революции. Самый лучший путь показать человечеству хороший пример – осуществить его на деле, а не на словах.
    Сионисты не отвергают идеи «миссии» еврейского народа, наоборот, мы уверены, что мир еще воспримет от нас многие вещи, еще неизвестные до сих пор, но единственный путь к этому – создание еврейского государства.

    3. Еврейское большинство в Палестине
    В чем практический смысл понятия «еврейское государство». Когда мы можем сказать, что наша страна перестала быть «Палестиной» и превратилась в Эрец-Исраэль (Земля Израиля)? Только тогда, когда в ней будет больше евреев, чем неевреев. Первое условие для национального государства – национальное большинство.
    Долгое время многие евреи, даже сионисты, не соглашались с этой простой истиной. Они считали, что достаточно занять в Палестине важные позиции (поселения, города, школы), и мы сможем жить свободной «национальной жизнью», даже если большинство жителей в ней будут чужими; и это грубая ошибка. История учит нас, что такие «национальные позиции», пусть они будут сильными и важными, не могут быть надежными пока народ, захвативший их, не составит большинства в той или другой стране. Пример тому немцы, которые создали более чем за 500 лет богатую немецкую культуру в Эстонии и Латвии, но никогда не были там большинством. И в результате, Рига – латвийский город, университет в Дерпте – эстонский. В Малой Азии греческая культура господствовала более 3000 лет, но в конце концов турецкое большинство не только разрушило греческую цивилизацию, но и изгнало всех греков с земли.
    Первейшая цель сионизма – создание еврейского большинства на земле Израиля, Но это не окончательная цель. После создания в ней большинства нужно ввести управление на широких демократических началах, и тогда откроется еще более важная задача: возвращение в Сион, то есть создание таких условий, которые дадут возможность каждому еврею, который не может и не пожелает оставаться в диаспоре, поселиться в еврейском государстве, найти в нем хлеб насущный и самоуважение, Число возвращающихся, вероятно, дойдет до нескольких миллионов, В то время как для создания еврейского большинства нам понадобится миллион или полтора миллиона репатриантов. И после этого перед нами встанет еще одна задача, может быть, самая главная: превращение земли Израиля в государство, возглавляющее весь культурный мир, в страну, обычаи и законы которой послужат примером всем странам мира. «Ибо из Сиона выйдет Тора». «Тора» не только в религиозном смысле слова.
    Роль сионизма огромна, и возможности его наше поколение не может предвидеть; но первый шаг в сионизме – создание еврейского большинства, без которого не мыслимы ни сионизм, ни еврейское государство, ни истинная еврейская нация. В земле Израиля по обе стороны реки Иордан.

    4. Иврит
    Движение Бейтар видит в языке иврит единственный и вечный национальный язык еврейского народа. На земле Израиля он должен превратиться в единственный язык, господствующий во всех сферах еврейской жизни. В странах рассеяния он должен стать языком обучения, начиная с детских садов и кончая средней школой, а затем и в университете, если когда-нибудь мы доживем до еврейского университета в диаспоре. В воспитании каждого еврейского ребенка язык должен стать началом и основой всего. Еврейский ребенок, который не знает иврита, не совсем еврей, даже если он член Бейтара.
    Мы относимся с уважением ко всем другим языкам, на которых говорит наш народ, особенно идиш, к их литературе и прессе. Более того, мы ценим народную и национальную роль, которую сыграл идиш (у сефардов – ладино) до сегодняшнего дня в борьбе с ассимиляцией. Но язык национальный – это нечто особое; им не может быть язык, который народ получил от чужой расы и приспособил его для себя. Нельзя обойти тот важный факт, что величайшие бессмертные создания нашего национального гения были созданы на иврите, а не на арамейском в древние времена или на идиш в наше время. Как бы ни была велика роль этих языков, они не могут быть нашим национальным языком. «Национальный язык» – это язык, который родился вместе с народом и сопровождал его в том или другом виде на всем его пути, и язык это – иврит.

    5. Монизм. Хад нес
    И тут мы обращаемся к единому принципу, на котором основано мировоззрение Бейтара: создание еврейского государства с еврейским большинством по обе стороны реки Иордан. Бейтар особенно гордится своим монизмом, который отличает его от всех других юношеских еврейских организаций. Движение Бейтар – это новое поколение юношей, посвятивших свою жизнь единственной идее – построению еврейского государства – и не признающие других идеалов.
    Это не значит, что бейтаровцы должны отрицать другие идеи, их значение, величие в преобразовании мира, идеи, которые вдохновляют массы человечества. Наоборот, член Бейтара должен быть человеком открытым, с ясным умом и благородным сердцем, человеком, уважающим другие стремления своего поколения, тем более, что большая часть из них исходит из еврейских источников (Пятикнижие), таких, как, например, пацифизм или борьба за социальные справедливости. И мы надеемся, что настанет время, когда еврейское государство покажет всему человечеству истинный путь к миру и общественной справедливости на земле. Но для этого еврейский народ должен прежде всего создать еврейское государство, а роль эта трудная и сложная, потребующая от него сил целого поколения, а может, и не одного. И нынешнее поколение евреев должно посвятить себя этой единой цели; все другие цели, как бы красивы и благородны они не были, могут восприниматься до тех пор, пока они не отвлекают нас от идеи строительства еврейского государства.
    Как только одна из идей становится камнем преткновения (даже косвенного) на пути создания еврейского государства, мы должны без всякой жалости отказаться от нее в пользу одного единственного идеала, ибо идей есть много, и мы можем все их признавать, но идеал может быть только один. Все остальные идеи должны отступить перед этим идеалом, и рядом с ним не может существовать никакой другой, ибо два идеала – это абсурд, как два Бога, а поклоняться можно только одному. Все остальное, как бы мы ни симпатизировали ему, всегда имеет второстепенное значение, как только оно угрожает нашему делу.
    Это основной критерий, отличающий движение Бейтар от всех других сионистских юношеских движений. Для них характерна тенденция соединять два идеала одновременно, например сионизм и социализм. В результате возникает слияние понятий, которое искажает правильный подход к ним. Как сионисты, они должны приветствовать тот факт, что частный капитал может извлекать доходы в земле Израиля, ибо он привлекает дополнительный капитал и способствует созданию новых предприятий и еврейской иммиграции, но, как социалист, он должен отнестись к идее доходов, как к «эксплуатации». В результате такого слияния понятий они не могут выпутаться из этой ситуации: в области сионизма они не смеют произнести «еврейское государство» или «еврейское большинство», ибо это означает развитие «капиталистов», а без этого не может быть значительной иммиграции рабочих; в области социализма эта молодежь носится с идеей чистого, не сионистского социализма, который напомнит сионистам, что их действия противоречат пролетарским принципам. И поэтому мы видим, что многие из них отказываются от идеи сионизма, ибо «два идеала» невозможны и один исключает другой.
    Такое слияние двух идеалов, отрицаемое Бейтаром, можно назвать библейским словом «Шаатнэз», на иврите Хад-нес (одно знамя). У Бейтара нет двух душ. Все, что мешает строительству еврейского государства, связано ли оно с личными интересами, групповыми или классовыми, должно безоговорочно отступить перед одним знаменем, самым высоким идеалом – еврейским государством.

    6. Классовая борьба
    Идея классовой борьбы содержит мысль, что рабочий-еврей должен считать себя вечным врагом капиталиста-еврея, даже если он пользуется своим капиталом для создания новой фабрики или нового цитрусового сада и дает работу только еврейским рабочим. И несмотря на то что владелец капитала увеличивает таким образом возможность абсорбции и этим приближается создание еврейского большинства, он остается врагом еврейского пролетариата, а пролетарий-еврей должен все время стремится к единению с пролетариями других народов (в Палестине – это арабы) и бороться с ними плечом к плечу против еврейской буржуазии, без помощи которой не могли бы существовать три четверти еврейского хозяйства.
    Такое отношение к действительности – бессмысленный абсурд и, что еще хуже, пустая и опасная ложь. Только в «совершенном», «построенном» обществе могут существовать классы. Когда осуществляется процесс колонизации и общество только формируется, класс – не класс, пролетарий – не пролетарий, а буржуазия – не буржуазия. Все они – «пионеры», участвующие каждый по-своему в общем и очень тяжелом процессе. Они всего лишь пешки на шахматной доске сионизма: один может быть «королем», другой – «ладьей», но все они ведут игру, направляемую лучшим игроком. Они музыканты в одном оркестре, исполняющие концерт под управлением одного дирижера. И главный дирижер – идея еврейского государства.
    Никто не станет отрицать факт, что и в земле Израиля интересы рабочего не совпадают с интересами работодателя: первый хочет заработатъ побольше, второй заплатить поменьше, как в Италии или во Франции. Но в земле Израиля рабочий, если он сионист, не может помогать закрытию фабрики, ибо это уменьшит возможности поселения. И наоборот, владелец фабрики, если он сионист, не может согласиться с тяжелыми условиями для рабочего-еврея, ибо фабрика не выполнит свою роль в колонизации. Иначе говоря, в Палестине общий интерес построения сионистского государства выше классовых интересов. Поэтому нет места классовой борьбе, ибо ее тенденция – угроза забастовок и локаутов. В Палестине все конфликты должны разрешаться национальным арбитражем. Поселенческий период имеет свои социальные законы, отличные от законов других стран.

    7. Дисциплина в движении Бейтар
    Структура Бейтара основана на принципе дисциплины. Цель наша – превратить Бейтар в международную организацию, члены которой будут способны выполнять одновременно во всех странах указания центра. Способность действовать сообща и точно – высшее достижение коллектива свободных людей. На такое единство поступков способны только свободные люди с высоким уровнем культуры. Члены Бейтара присоединяются к движению по своей воле и готовы действовать в гармонии с другими во имя общей цели. Избавление еврейского народа наступит только тогда, когда еврейский народ научится действовать сообща, как одно целое, а для всего мира, когда он научится превращать враждующие между собой части в единую семью мира.
    Смысл дисциплины в том, что большинство подчиняется своему лидеру, и нет тут никакой рабской зависимости. Лидером может быть отдельная личность, или коллектив, или комитет. Они действуют на демократических началах до тех пор, пока руководство действует в соответствии с желанием большинства, выраженном в желании бейтаровцев выбирать свободно высшее руководство движения – главу Бейтара.
    Структура Бейтара и его отношение к дисциплине – удачное и здоровое соединение свободы и сионизма.

    8. «Гадар» Бейтара
    «Гадар» ивритское понятие, почти неподдающееся переводу на другие языки. Оно включает с десяток разных понятий: внешнюю красоту, гордость, вежливость, преданность. Но точный перевод этого понятия должен выражаться в действиях члена Бейтара в повседневной жизни – в его поступках, речах, мыслях. Мы еще далеки от достижения Гадара и невозможно достичь его в одном поколении. Но Гадар должен стать повседневной целью для каждого из нас; каждый шаг, каждое движение руки, каждое слово, действие, даже идея должны совершаться с упрямством в соответствии с требованиями Гадара.
    Гадар важен для всех людей, но особенно для нас, евреев. Жизнь в диаспоре ослабила значительно здоровье и инстинкты нормального народа. Особенно пострадали из-за этого внешние выражения нашей жизни. Как известно, обычный еврей считает излишним заботиться о своей внешности и поведении, Но это не пустяк. Это элемент самоуважения. Как человек должен заботиться о чистоте своего тела из чувства собственного достоинства, даже если он находится на безлюдном острове, так же он должен приучить себя говорить и жестикулировать соответствующе, ибо каждый человек обладает королевским достоинством, и еврей особенно. Если в слове «аристократ» есть какой-то смысл, то он следующий: наши отцы и праотцы в течение поколений принадлежали к культурному слою, были людьми высоких идей и были способны подчинить этим идеям всю свою жизнь. А если это так, то мы, евреи, самый аристократичный народ во всем мире. Даже самая древняя династия в мире насчитывает не более 20 – 30 поколений культуры в далеком прошлом, а в начале их существования они были полудикими земледельцами и пиратами. Что до евреев, то за ними 70 поколений отцов, которые умели читать и писать, говорили о Боге и об истории, о королевствах, идее справедливости, человеческих проблемах и о будущем. В известном смысле каждый еврей – «принц». И как горько насмеялась над нами диаспора, в которой евреев считали невеждами.
    Только невежда может утверждать, что вопрос Гадара личное дело, внутрисемейное. Мы знаем, как отличается отношение к человеку, который выглядит небрежно, малокультурно, оттого, вид которого свидетельствует о благородстве, даже если он бедно одет. Если бы евреи поняли это даже в диаспоре, антисемитизм не уменьшился бы, но к ненависти бы присоединилось уважение и наше положение было бы другим. Дисциплина Бейтара – одно из средств воспитания Гадара. Но к этому каждый бейтаровец должен работать над собой, укреплять хорошие навыки. Гадар состоит из тысячи мелочей, все они вместе составляют смысл нашей повседневной жизни. Кушай бесшумно И медленно, не выставляй локти на стол по время еды, не хлебай громко суп. Поднимаясь ночью по лестнице, не разговаривай, чтобы не разбудить соседей. Уступи на улице дорогу женщине, пожилым, ребенку. Каждому человеку, даже если он груб, ты не груби, ибо эти моменты и другие составляют Гадар Бейтара.
    Особую роль играет мораль Гадара. Ты должен быть великодушным, когда это не нарушает твои принципы. Не спорь по пустякам, уступи, но будь тверд в принципиальных вопросах. Каждое твое слово должно вызывать уважение.
    Наступит день, когда каждый еврей, который захочет похвалить честность или вежливость, не скажет: «он истинный джентльмен», а «он настоящий бейтаровец».

    ВЫСШИЙ СИОНИЗМ

    (Из вступительной речи на конгрессе в Вене в сентябре 1935 года, во время которого была основана Новая Сионистская Организация. – Ред.)

    Семьсот тысяч избирателей государственного сионизма решили организовать преданное идее Сиона еврейство заново, на новой основе. И поэтому собрались здесь представители огромного количества избирателей. Такого количества избирателей не было за всю историю сионистских парламентов. И поэтому мы обязаны вникнуть в суть вещей как следует и понять: почему такое большое количество людей требует новых путей, и каких именно новых путей они требуют?
    Мы собрались как раз в момент окончания трех разных периодов. Сто лет гражданскому равноправию; пятьдесят пять лет национальному движению, две трети которых приходятся на долю государственного сионизма; и пятнадцать лет нашего сотрудничества с Британией в силу того, что ей принадлежит мандат на Эрец-Исраэль. Из опыта всех трех периодов мы можем сейчас делать выводы.
    Только такой человек, как Макс Нордау, был способен должным образом подвести итог последним результатам эмансипации. Я могу только сказать кратко: этот огромный опыт, исключая трагедию еврейской действительности, т, е. законное равноправие и культурную ассимиляцию, опыт этот провалился во всех областях. Безусловно, есть разные степени трагедии; в диаспоре есть места более удобные и менее удобные, но надежды нет уже нигде. И решающий момент заключается, может быть, в том факте, что от прагматичной ассимиляции, от ассимиляции по убеждению не осталось даже жалких остатков. Нам нечего проливать слезы по этому поводу: это была теория, обреченная на провал, бесчестная и вредная, но, по крайней мере, оптимизм и надежда в ней были.
    Хотя есть еще ассимиляторы, но они перестали уже проповедовать: последняя иллюзия испарилась. И это не временное явление, и причины его большей частью коренятся в злой воле правительств и народа. Кроме, пожалуй, одного случая, о котором я скажу позднее, мы страдаем сегодня не от субъективного антисемитизма индивидуумов, а от «антисемитизма» реальной действительности. Мы будем защищать свои права в любом месте, в большинстве стран, и я надеюсь, что мы преуспеем в этом. Но у прав этих нет смысла, когда уменьшаются и исчезают шансы реально насладиться какими-то ни было правами, сегодня в большей степени, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня. Жизнь в диаспоре не оставляет надежды, что когда-нибудь в обозримом будущем будет в ней место для евреев. И в этом заключается значение столетнего периода (я упомяну два имени, разных по своей ценности, но с одинаково большим символическим содержанием), который начался со смерти Моше Мендельсона и закончился смертью Альфреда Дрейфуса.
    И из юбилея национального движения мы извлекаем сегодня определенный и четкий урок: «движение» или «организация» – это понятия устаревшие, миниатюры нации. Не в их возможностях взять на себя гигантскую роль. Ведь это только расширенные «союзы» или «партии», собирающие себе «товарищей» и дающие им членские билеты за наличные деньги. Они не являются инструментами, достаточными для решения огромной проблемы.
    Третий период, наиболее короткий, – это господство британского мандата в Эрец-Исраэль. И за этот столь краткий период мы успели накопить опыт. Его главное свойство – отсутствие всякого плана. Между системой управлений в Эрец-Исраэль и целями мандата нет никакой связи. Земельные законы, таможенная система и система налогов, повседневное управление – все это никак не направлено на нужды еврейского поселения. Решение вопроса восточного Заиорданья и вопроса репатриации находится в полном противоречии с интересами евреев. И эта тенденция достигает своей вершины в проекте «Учредительного собрания», скрытую антисионистскую сущность которого не отрицают даже в правительственных кругах.
    И все-таки все эти препоны и опасности не встретили серьезного сопротивления со стороны евреев. Нет никакого признака на какую-нибудь политическую акцию, даже на акцию оборонительную, и тем более никакого намека на протест. То, что подразумевается под словом политика, – всего лишь дипломатические беседы без свидетелей и без ответной реакции, безрезультатные меморандумы, которых, по всей видимости, никто и не читает. Все это создает впечатление (и именно в той среде, которая симпатизирует евреям), что сионисты в сущности довольны политическим положением в Эрец-Исраэль.
    Я подвожу итог. Мы находимся сейчас, по всей видимости, на пороге пропасти, накануне катастрофы мирового гетто, в период, который в еврейской традиции называют «днями прихода мессии» или, по крайней мере, «днями ужасных мук, предшествующих приходу мессии», И перед лицом этой мировой катастрофы еврейство стоит безоружное со всех точек зрения: мелкие цели, карликовые организации, цепь препятствий и политическая ничтожность сионизма.
    Все это привело нас сюда, в Вену.
    Когда несколько месяцев назад впервые прозвучал призыв к созданию новой, народной основы сионизма, многие сомневались в том, отзовется ли народ на этот призыв, так как именно сейчас все опасности И трудности, существующие в реальной жизни Эрец-Исраэль, спрятались за завесой золотого дождя «просперити». Сегодня мы можем ответить сомневающимся одной лишь цифрой: 700 000. Еврейская общественность не дает преходящему блеску ослепить себя. Она послала нас сюда с великой миссией: не с целью критики, не с целью соперничества, не для того, чтобы «улучшить положение». И миссия эта – «Альтнау"! Высшей сионизм – равный по своей силе буре в ее апогее, глубине страданий перед приходом миссии.
    Не улучшение положения в странах рассеяния, а полное искоренение диаспоры – «исход из Египта» для всех, стремящихся обрести родину, и в завершение должен наступить конец рассеянию. И может быть, это только самая скромная цель – нормализация еврейского народа. Чтобы был он таким же нормальным, как и многочисленная французская нация, как и малочисленная датская нация: все в своих странах, все свободные.
    С одной стороны, цель эта чрезвычайно сложная, но это цель с большой буквы, объем ее определяется реальностью, и не в наших силах вносить изменения. Создание еврейского государства не является конечной целью: еврейское государство – это только первый шаг в процессе осуществления высшего сионизма. После первого шага наступит очередь второго – возвращение нации в Сион, исход из рассеяния, решение еврейского вопроса. Истинная, конечная цель проявится только на третьем этапе, то, во имя чего, в сущности, существуют великие нации – создание национальной культуры, которая будет излучать свой свет на весь мир, ибо сказано: «Тора выйдет из Сиона».

    Издательство "Гешарим" и "Мисдар Жаботински", Иерусалим 5752 (1991)

    © Сайт Mark Blau
    		  
    Статьи
    Фотографии
    Ссылки
    Наши авторы
    Музы не молчат
    Библиотека
    Архив
    Наши линки
    Для печати
    Поиск по сайту:
    Подписка:
    Наш e-mail
    		  


    Hosting by Дизайн: © Studio Har Moria