Алекс Тарн

Эль-Таалена

фантасмагорический триллер
Продолжение. Часть 1. Часть 2. Часть 3.Часть 4.Часть 5. Часть 6.

Часть 7.

"Вот так всегда... – жалобно проныл Параллелепипед. – Разок оступишься, а потом всю жизнь расплачиваешься. Это что, по-твоему, справедливо? Ну дай глотнуть, Котофеич, не будь гадом!"
"Не могу, друг, извини... - отвечал безжалостный Котофеич, щелкая язычком запотевшей пивной банки. – Человек за все должен платить сам."
Он запрокинул голову, на неподвижном кадыке влил прямо в душу прохладную пенистую струю, тряханул банку на предмет последних капель и наконец швырнул ее, бесполезную, за борт, в пенистую струю кильватера. Параллелепипед сглотнул и облизнулся. После гамбургского конфуза, когда бедняга пролежал в полном отрубе без малого двое суток и пропустил несколько вахт, капитан посадил его на бессрочный сухой закон. До Марселя Параллелепипед послушно терпел, отрабатывая штрафные вахты и уныло вздыхая в ответ на издевательские замечания товарищей. Но в самом Марселе, когда ему, единственному из всей команды, запретили сойти на берег, и после, когда выяснилось, что безусловный запрет на спиртное все еще в силе, неизвестно на сколько дней и даже более того - неизвестно, не навсегда ли, проштрафившийся механик принялся взывать к справедливости, сначала робко, а затем все громче и громче.
"Что ж мне, так теперь и засохнуть?" – горько спросил он приветливое голубое небо Средиземноморья. Небо ласково улыбнулось в ответ и легким ветерком погладило дурака по круглой небритой щеке. Можно ли переживать по выпивке при такой погоде? А погода и впрямь стояла чудесная: ясная, тихая, с еле заметной попутной волной и бесплатным дельфиньим цирком по правому, африканскому борту. Ночью они обогнули Сардинию и теперь шли Сицилийским проливом, приближаясь к Пелагийским островам.
"А не надо было нажираться, - назидательно произнес Котофеич, открывая вторую банку. – О товарищах ты подумал? Петька-маслопуп за тебя, алкаша, три лишних вахты отстоял."
"Так я ж отдал! Еще и с процентами!"
"Отдал... – передразнил Котофеич и звучно отхлебнул, после чего сглотнули оба: он – пиво, а несчастный Параллелепипед – слюну. – Отдал... А вера в дружбу? В товарищество? В отношения между людьми? Этого, брат, не вернешь."
Он отхлебнул снова, еще громче. Глаза у Параллелепипеда сузились.
"Сволочь ты, Котофеич, - сказал он, смахивая злую слезу. – И садист. Ты, небось, при Советах замполитом ходил. Слыхал я о таких, как ты... ребята рассказывали..."
Котофеич напрягся и дернул щекой.
"Ладно, Паря, не бери в голову... – он воровато оглянулся и протянул механику початую банку. – На-ка, пока никто не видит. Мне-то что, сам понимаешь... по мне – хоть залейся. Просто с "папой" ссориться не с руки. Он ведь как сказал: замечу, что кто-нибудь дает Параллелепипеду хотя бы глоточек – спишу нахрен обоих... Или не помнишь?"
Параллелепипед молчал, расплывшись в блаженной улыбке. Он сидел на палубе, прислонясь спиною к фальшборту и, закрыв глаза, прислушивался к драгоценным ощущениям.
"На, зажуй,– Котофеич бросил ему жевательную резинку. – Не ровен час, учует..."
Облокотившись о планшир, он посмотрел в сияющий простор, расчерченный сварливыми вертикалями птичьих криков.
"А яхта-то за нами так и идет. Как привязанная. С самого, почитай, Марселя."
"Ну и пусть идет... – ублаготворенно пробормотал Параллелепипед. – Тебе-то что? Может, людям скучно в одиночку."
"Ага. Скучно. Их там двое, мужик с бабой. Я сегодня все утро их в бинокль изучал. Загорает, сучка, в чем мать родила. Думал, может, перепихиваться начнут... нет, не стали..."
Параллелепипед открыл глаза.
"Эх, Котофеич... нет, чтоб меня позвать... Друг, называется... А то давай сейчас посмотрим, а? Вдруг она опять загорает? Тащи бинокль!"
"Вот еще, - степенно сказал Котофеич. – Тебе надо, ты и тащи."
"И притащу, что ты думаешь..." - механик загрохотал вниз по трапу.
Котофеич зевнул. До вахты было еще далеко. Пойти, что ли, поспать?.. Со стороны Туниса нарисовался маленький гидросамолет, сделал круг, другой, покачал крыльями, как бы пробуя на прочность исполосованный чайками воздух, да и улетел восвояси. Зачем прилетал? Или сказать чего хотел? Механик не возвращался. Не иначе, еще кого-то на пиво раскрутил... а, может, наоборот, сидит с биноклем где-нибудь на мачте. Бедняга... до Светки-то он так и не добрался, а в Марселе "папа" на берег не пустил. Котофеич снова зевнул. Спускаться в каюту не хотелось; он привалился спиною к теплому фальшборту и задремал, сладко и неглубоко.
Его разбудил вернувшийся самолет. Солнце уже стояло прямо за кормой, поглядывая на ленивое море, как будто примериваясь, стоит ли нырнуть прямо сейчас или все-таки лучше подождать до наступления сумерек. Котофеич снова зевнул – на этот раз в порядке освежающей гимнастики и приподнялся над фальшбортом. Яхта по-прежнему висела у них на хвосте, не далее мили. Но теперь она была уже не одна. Справа по борту, с тунисского траверса, к "Эль-Таалене" приближался быстроходный катер военного типа. Котофеич напрягся, пытаясь рассмотреть флаг. Вроде что-то черно-красно-зеленое... арабы?.. не арабы? Самолет тем временем продолжал кружить над контейнеровозом, как надоедливая муха. Задрав голову, Котофеич рассмотрел черно-белую клетчатую кафию под рыбьими пилотскими очками. И, хотя опасаться было совершенно нечего, он отчего-то пожалел, что на судне нету никакого оружия. Пираты? Не водятся тут пираты... еще у берегов Албании – куда ни шло, но здесь, между Италией и Тунисом?
Да и что с них взять? Вроде и грабить-то нечего... Может, контрабанда какая? Котофеич быстро перебрал в голове зарегистрированный груз: цветной металлолом, листовой прокат, пиломатериалы, рыбные консервы, запчасти к танкам старого образца, березовый швырок... Нет, ничего... разве что "папа" загрузил какой-нибудь левый товар без его ведома. Котофеич озадаченно покрутил головой и пошел в рубку, к "папе".
Капитан, попыхивая трубкой, напряженно изучал в бинокль приближающийся катер.
"Что такое, Иосиф Виссарионович? – спросил Котофеич, стараясь звучать беззаботно. – Я вижу, у нас рандеву с кем-то намечается."
"Какое рандеву? – раздраженно пробурчал капитан, не отрываясь от бинокля. – Вы, товарищ Жуков, думайте, что говорите. Никаких рандеву у нас не назначено до самой Хайфы."
Из всей команды капитан единственный называл Котофеича на "вы" и по фамилии.
"Тогда что же? – недоуменно спросил Котофеич. – У нас и взять-то нечего... если, конечно..."
"Что - "конечно"? – зловеще протянул "папа", отрываясь от бинокля и характерным жестом вытаскивая изо рта трубку. – Договаривайте, товарищ Жуков, договаривайте..."
"Похож-то как, ядреный корень... – подумал Котофеич, зажмуриваясь и робея. – Когда так – еще ничего, а как сердиться начинает, так прямо хоть беги. Даром что полный тезка…"
Он осторожно покашлял и, глядя в пол, выдавил: "Я думал, может, какой груз неучтенный..."
"Нет у меня неучтенных грузов, товарищ Жуков," – тяжело припечатывая каждое слово, проговорил капитан и снова взялся за бинокль. Но в бинокле уже не было необходимости. Катер, не доходя двух кабельтовых до "Эль-Таалены", сбавил ход и заложил широкий вираж, выруливая борт к борту.
"Самый малый!.. Стоп машина!" – скомандовал "папа", сунул в рот потухшую трубку и, одергивая китель, пошел на бак. Котофеич двинулся следом.
На баке уже толпились свободные от вахты члены команды. Они расступились, пропуская капитана. Через несколько минут катер уже покачивался вплотную к высокому борту "Эль-Таалены". На палубе его стояли пятеро живописных усачей, одетых кто во что горазд. Эта разнокалиберность позволяла сделать заключение о неофициальном характере визита, ибо армейский или даже таможенный коллектив обычно характеризуется известным стандартом формы. Впрочем, некоторые общие элементы одежды все же имелись: головы всех усачей были покрыты черно-белыми клетчатыми кафиями, на ногах телепались стоптанные шлепанцы, а на плече у каждого болтались совершенно одинаковые автоматы Калашникова. Шестая кафия торчала над рубкой, где был установлен блестящий от смазки крупнокалиберный пулемет времен Второй Мировой войны.
Капитан вынул трубку изо рта и громко объявил, ни к кому особенно не адресуясь: "Я солдата на генерала не меняю!"
Богатый жизненный опыт научил его сразу переходить к делу.
Арабы на катере зашептались и вытолкнули вперед одного, в потрепанном халате, сером от времени и неблагоприятностей судьбы.
"Я – Абдулла! – сообщил он на почти чистом русском языке. – Мы ничего менять не собираемся, капитан. Спускай трап по-хорошему, а то стрелять будем."
Ни один мускул не дрогнул на рябом лице капитана. Он обернулся и поискал глазами Котофеича.
"Товарищ Жуков! Пожалуйста, объясните нашим братским зарубежным друзьям, что они посягают на суверенную территорию исламской республики Малайзия, и мы будем..."
Что именно собирался сделать "папа", так и осталось неизвестным, потому что араб в халате без лишних проволочек поднял автомат и пустил длинную очередь прямо в капитанскую белокительную грудь. Капитан выронил трубку и сел на палубу.
"Готово… - пронеслось в голове у Котофеича. – То-то теперь Параллелепипед напьется!"
"Спускайте трап! – донеслось снизу. – А то ведь у нас и РПГ есть."
"Что стоите? – закричал Котофеич. После смерти капитана он автоматически становился старшим на судне. – Быстро спустить трап! Хотите, чтобы они нас тут всех перестреляли?"
Поднявшись на судно вместе с четырьмя своими помощниками, Абдулла подозвал Котофеича.
"Значит, так, - сказал он, отдуваясь от физического усилия и вытирая пот со лба. – Зови сюда всю команду. Сколько вас тут всего?"
"Двадцать три… было, вместе с ним," – Котофеич указал на тело капитана.
"Сам виноват, - кивнул Абдулла. – Думал, он тут начальник. А начальник теперь я. У кого автомат, тот и начальник… А ты, значит, старпом. Погоди, погоди… кого-то ты мне напоминаешь…"
Абдулла закинул оружие за спину и взяв Котофеича обеими руками за плечи, развернул его к заходящему солнцу. Суперкарго "Эль-Таалены", потупившись, послушно ждал конца этой идиотской процедуры. Откуда он может быть знаком пожилому тунисскому пирату? Чушь какая-то…
"Валла!.. – Абдулла вдруг всплеснул руками и закружился на месте, приседая и восторженно хлопая себя по ягодицам. – Ну конечно! Это же Котофеич! Котофеич, друг сердечный! Ты что, Абдуллу не узнал? Ну?.. а в профиль?.. а так? Мы ж с тобой в общежитии на одном этаже жили… На Новоизмайловском, четвертый этаж! Неужели не помнишь? Ты мне еще шпоры продавал. А как Ольку на пару драили – тоже забыл? Эх!.."
Но Котофеич уже вспомнил. Хотя и в самом деле было почти невозможно узнать в этом толстом расплывшемся дядьке насморочного худого Абдулку, ошивавшегося в питерском институте на нехилых казенных харчах в порядке оказания братской помощи героическому народу Палестины. Это ж сколько времени прошло? Лет двадцать пять, не меньше… Он ведь тогда был важная птица, Абдулка, иностранец. Валюта там всякая, магазин "Березка", виски-дубленки, диски-кассетки… Жил как король. Все девки под него ложились, замуж хотели, за границу. И Котофеич тоже пристроился. А к дармовому что ж не пристроиться? Заодно и куму донесения пописывал, совмещал приятное с полезным: куда конкретно гуляет героический борец, с кем выпивает, кого тискает в скрипучей панцырно-пружинной койке? Куму-то все интересно… а Котофеичу – что ж, рука-то, чай, не отвалится. Как ни смотри, а славно он тогда при Абдулке гужевался. Перед экзаменами курсовые продавал, шпаргалки… хорошо наваривался.
"Абдулка! – вскричал он, широко улыбаясь и раскрывая объятия. – Сколько лет, сколько зим!"
"Котофеич! Брат! – еще громче возопил Абдулла, прижимая к себе институтского приятеля, соратника и собутыльника, свидетеля сладих пяти лет жизни, лучше которых не было, нет, да и не будет уже никогда. – А где ж твои усы знаменитые? Неужели сбрил? Какой же ты без них Котофеич?"
"Сбрил," – выдавил из себя Котофеич, сдерживая тошноту от острого запаха абдулкиного халата - запаха пота, воглой овечьей шерсти, гнилой требухи и ослиной мочи. Сбрил, а как же… Поди не сбрей нынче усы-то. С усами нынче нехорошо, любой мент привязывается, потому как произрастают теперь усы в основном на лицах кавказской национальности. Чтобы как-то отвлечься от вонючего абдулкиного плеча, Котофеич скосил глаза, любопытствуя происходящим вокруг.
А вокруг ничего и не происходило. Все, открыв рот, наблюдали за трогательной сценой вновь обретенной дружбы: команда – с надеждой, абдулкины друзья – с недоумением.
"Да… - сказал Абдулла, отрываясь наконец от старого друга и смахивая непрошенную слезу. – Вот ведь, где довелось… Ты Снежанку помнишь? Я ее еще в жены взял, сюда привез. Помнишь? Жива еще баба! Ага! Девятерых сынов мне родила, а сколько девок – не помню, девок я не считаю. Теперь уже не рожает, пришлось еще двух взять... Эх, Котофеич, жаль, что так получается, а то посидели бы втроем, как тогда, я, ты и Снежанка. Вспомнили бы институт, общагу, Питер…"
"А чего ж не посидеть? – осторожно возразил Котофеич. – Я ведь теперь знаю, где тебя найти, заверну на обратном пути. Оставь телефончик…"
"Нет, братишка, - покачал головой Абдулла, отстраняясь и вытирая ладонью влажные от избытка чувств глаза. – Не получается. Мы вас всех на дно пустим, вместе с кораблем. Абу-Комар приказал. Делать нечего."
Котофеич почувствовал, как палуба уходит из-под ног.
"Погоди, Абдулла, - пролепетал он. – Зачем тебе нас убивать? Разве тебе плохо с твоими женами, Абдулла? Снежанка, Гюльчетай…"
"…Гульнара, - прочувствованно закончил Абдулла. – Извини, дорогой. Абу-Комар приказал…"
Он отошел в сторону, взял автомат наизготовку и перешел на арабский.
"Ну что? Все наверху? Саид, пересчитай. Должно быть двадцать три, вместе с трупом."
Толстый Саид принялся считать, шевеля губами, путаясь где-то в районе восемнадцати и начиная сызнова. С пятой попытки у него наконец сошлось. Абдулла облегченно вздохнул.
"Окей, - сказал он, снимая автомат с предохранителя. – Ну, Аллах ве…"
Истошный вопль, и всплеск, идущие откуда-то снизу, прервали запланированную им эффектную итоговую речь. Арабы бросились к борту. Их шестой товарищ бесследно исчез: на опустевшей огневой позиции сиротливо покачивал хоботом видавший виды крупнокалиберный пулемет Дегтярева.
"Йа, Мустафа! Где ты?" – тревожно закричал Абдулла.
Но Мустафа молчал, быстро погружаясь в зеленые глубины и густо дымя перерезанным горлом - к вящему удовольствию небольшой, но бодрой компании серых акул, обычных для этого района Средиземноморья. Вместо Мустафы заговорил штурмовой автомат, зачастил быстро и неразборчиво, зато громко и уверенно, длинными фразами, лишь на секунду остановившись перевести дыхание, а заодно уж и сменить магазин. Пятеро ветеранов у борта даже не успели по-настоящему понять, что же произошло. Разве что Саид, еще находившийся под действием тяжелой травмы устного счета и оттого не побежавший смотреть вместе со всеми на исчезновение Мустафы, а, наоборот, продолжавший коситься на многократно обсчитанную команду неверных… разве что Саид заметил на мостике неизвестно откуда возникшего парня с грохочущим короткоствольным оружием в руках. Он даже попытался ответить, повернуться и лихо вскинуть "калач" навстречу врагу, как тогда, в пригородах Бейрута… но, как назло, не сложилось. Шлепанец подскользнулся в луже капитанской крови и соскочил… нога поехала, а автомат безнадежно зацепился за полу галабии. В этот момент Саид подумал, что надо бы уже начать бояться, но тут сразу несколько пуль толкнули его в грудь маленькими злыми кулачками, он упал и перестал быть.
Ошалевшая команда "Эль-Таалены", по-овечьи сбишись в кучу, испуганно взирала на компактную кучу трупов, громоздящуюся у лееров, на парня с автоматом и, в особенности, на загорелую бикинную красотку с окровавленным ножом-коммандо в зубах, ловко вскарабкавшуюся на борт без всякого трапа. Не теряя времени, красотка споро принялась выбрасывать в море арабские "калачи". Нож она с понтом продолжала держать в зубах.
Котофеич пригляделся и ахнул. Да это же их гамбургские знакомые… как их? – Дима и Фатьма! Ну точно!
Вон он, Дима - спрыгнул на бак и ленивой походкой подошел к своей подруге.
"Ты бы ножик-то как-нибудь по-другому, а? Чего зря людей пугать?"
Девушка вытерла лезвие халатом Абдуллы.
"Ножны слетели, - объяснила она смущенно. – Недорезала я того Мустафу. Как за борт падать стал, так за ножны и уцепился. Вместе с ними на дно пошел, идиот… а зачем ему там ножны?"
"Действительно… - улыбнулся Дима и повернулся к остолбеневшей команде. – А вы, ребята, чего такие замерзшие? Давайте-ка за дело… Нехорошо Мустафу в одиночестве оставлять. Эй, Котофеич! Не стой, как пень, мобилизуй товарищей на уборку территории. Акулы заждались…"

*          *            *

Через час Брандт собрал всю команду.
"Вот что, парни, - сказал он серьезно. – Слушайте диспозицию. Влипли вы в эту историю не по своей воле, да что уж тут сделаешь. И капитана вашего не вернуть… А все по причине одного груза, который вы должны были доставить в Хайфу. Я говорю "должны были", потому что теперь мы этот план слегка подправим. Дело, не скрою, продолжает быть опасным. Кто-то очень хочет вас потопить вместе с этим злосчастным грузом. Это всё, что называется, плохие новости. Перехожу к хорошим."
Брандт обвел взглядом моряков. Все сидели молча, опустив головы, подавленные неожиданно свалившимися на них проблемами. Только Параллелепипед выглядел совершенно беззаботным. Смену власти он справедливо воспринял, как полную амнистию, и уже успел где-то основательно нагрузиться. Теперь он сидел, привалясь к переборке, и восторженным взглядом ощупывал выдающиеся хефины прелести.
Брандт ободряюще улыбнулся и продолжил:
"Первая хорошая новость – вы живы. Хотя, не подоспей мы с Людочкой, кормить бы вам сейчас акул вместо Абдуллы. Вторая хорошая новость: как только вы сгрузите эти пять контейнеров на израильский берег, вы тут же перестаете интересовать кого бы то ни было. Так что, если вы действительно хотите оказаться в безопасности, то надо непременно довезти груз до места. Кто-то особо сметливый спросит: а почему бы не избавиться от груза прямо сейчас? К примеру, выбросив в море. Отвечаю: потому что, увы, вопроса это никак не решит. Ведь плохие дяди об этом вашем героическом поступке все равно не узнают, а, значит, будут, как и прежде, за вами гоняться. Кроме того, нам с Людочкой такое развитие событий сильно не понравится. А когда Людочке что-то не нравится, то она тут же берет в свои ровненькие зубки свой крохотный маникюрный ножичек и начинает ужасно скандалить. И тогда, боюсь, даже мне уже не удастся вас защитить…"
Скромно сидящая в углу Хефи как раз закончила мастерить импровизированные ножны и, примотав их к длинной точеной голени, на пробу вставляла и вновь молниеносно извлекала свой устрашающий "коммандо". Услышав брандтову тираду, она подняла голову и очаровательно улыбнулась, в основном, Параллелепипеду. Брандт вздохнул.
"Третья замечательная новость заключается в том, что немедленно после разгрузки каждый член команды получит по два куска баксов наличными. Тут же, на месте. Ну и наконец, последнее: я не думаю, что наши супостаты подготовили нам какую-нибудь дополнительную бяку. Уж если у них не нашлось никого кроме инвалидной команды Абдуллы… Скорее всего, теперь нас будут ждать только в Хайфе. Но на всякий случай идти придется сторонкой, не высовываться. И, конечно, быстро. Короче, полный вперед. Есть вопросы?"
Потрясенная команда молчала. Конечно, приятное известие о долларах несколько изменило общее унылое течение мыслей, но, тем не менее, люди чувствовали себя неуютно, вспоминая только что пережитый страх неминуемой смерти… В наступившей тишине завозился на своем месте Параллелепипед. Он извлек из-за спины плоскую фляжку и сделал большой глоток. Затем механик крякнул, рыгнул и оптимистически заметил: "Параллелепипед!"
"Ну вот! – сказал Брандт с облегчением. – Думаю, товарищ выразил общее мнение. Котофеич, принимай команду."
  • Алекс Тарн Война?.. Война!

    		•   
    Статьи
    Фотографии
    Ссылки
    Наши авторы
    Музы не молчат
    Библиотека
    Архив
    Наши линки
    Для печати
    Поиск по сайту:
    Подписка:
    Наш e-mail
    		  


    Hosting by Дизайн: © Studio Har Moria