Александр Казарновский

Семью Шарона ждет квартира в Гуш-Катифе

     В прошлый шабат мы объелись помидорами «шерри» - знаете, такие мелкие, действительно, как вишни. А что до дороговизны, так тут, в Нецарим, мы их ели мисками. Здесь их выращивают, в этой тьмутаракани, причем тьмутаракани не только по израильским, но даже по гуш-катифским параметрам. И вправду, сколько я по «территориям» ни мотался, нигде больше не видел, чтобы машины выстраивались в колонну у «махсома» и, когда их наберется не меньше двадцати пяти, включая рейсовые и экскурсионные автобусы,  в сопровождении армейского джипа отправлялись в путь по шоссе между двумя стенами колючей проволоки, по левую сторону от которой – арабы, по правую – мы.
    А на нейтральной полосе... Впрочем, не только на ней цветы здесь очень красивые, но и на еврейской и на арабской территориях. Для цветов нет границ. Как золотые блестки на зеленом платье красавицы сверкают их щедрые россыпи на глади гуш-катифских лугов, перерезанных прямыми, как копья, дорогами.
    В Нецарим семьдесят семей. Средний возраст? Его легко определить по косвенным данным – в нецаримском детском саду семьдесят человек, а в школе – сто пятьдесят. Эди дети учатся, не зная, что уже готовы клетки, куда их будут заталкивать, изгоняя с земли, где они родились.
     За годы войны, которую газеты вежливо называют интифадой, население Нецарим увеличилось почти в два раза. То есть люди добровольно с маленькими детьми ехали жить в самое опасное место в Израиле.
    И самое труднодоступное. До создания Автономии люди свободно отсюда ездили в любую часть Гуш-Катифа; сейчас это можно сделать только через Ашкелон – правой рукой левое ухо. Вот по этой дороге и шлют нам нецаримцы грузовики с «черри» и мандаринами.  
     Итак, колонны под конвоем. Никогда не знаешь, сколько придется ждать «кворума». Опять же после  полуночи конвои прекращаются. Если хочешь со свадьбы успеть домой, будь, на блокпосту в двенадцать. «Как Золушка», - иронизируют поселенцы.
     В 1999 году Шауль Мофаз – он тогда был главнокомандующим – сказал, что, если бы Нецарим в свое время не основали, его надо было бы создавать заново – настолько он важен со стратегической точки зрения. Видимо с тех пор стратегия изменилась.
     Если в окрестностях Нецарим дороги, изувеченные гусеницами танков, на десятки метров покрыты жидкой грязцой, а вокруг преобладают песчаные пейзажи, то сам ишув взметнулся стеной кипарисов и финиковых пальм, над которымивсе не занятое домами пространство раскрашено домами и газонами. Всюду цветы. Но, как писал А.К.Толстой,
                «...сад испортить надо
                  Затем, что он цветочный.»   
     Серой кипой неоштукатуренный купол синагоги. Она выстроена еще до ракетных обстрелов из так называемых мягких материалов.
     Рядом – ясли. Это сооружение поюнее; у его крыши уже тридцатисантиметровая бетонная прокладка. Окна узкие и длинные – точь-в-точь бойницы, только положенные на бок. Стены разрисованы красками. Вообще, в Нецариме на каждом углу – «фрески».
     Одна из них заставляет замедлить шаг. На салатовом фоне серой полосою река, черными силуэтами люди у костра, черной тенью – патриарх с резко выделяющейся белою бородой. Народ-странник, народ, обрекающий себя на странствия.
     Наша (русскоязычная) группа шагает по поселению. На ходу мы обсуждаем с присоединившимися к нам местными жителями дела наши скорбные. Любопытно, что наша категоричность претит местным жителям.
    - Не надо так его называть, - поморщившись, говорит наш собеседник, один из тех тысяч, для которых уже сооружаются железные клетки. – Не надо... Все-таки он глава правительства, его народ выбрал.
   - Но мы же не для этого его выбирали, - звучит в ответ с сильным русским акцентом.
   - Не для этого... Надеюсь, что не для этого. Надеюсь, народ не хочет, чтобы нас выселяли.      
   А народ меж тем... Интересно, где все-таки грань между понятиями «безмолвствует» и «предает»?
    Он не читал «Бориса Годунова», этот худощавый высокий мужчина с глазами небожителя. Общаясь с ним, как и с другими жителями Гуш-Катифа (специально их что ли подбирали?) поражаешься какой-то наивной вере в добро. Они не верят, что у кого-то может подняться рука на Гуш-Катиф. На ИХ Гуш-Катиф. Они не верят в человеческую подлость. В их вере есть что-то детское. Возникает ощущение, что власти готовятся избивать детей. Зато каким счастьем светятся глаза у этих людей, когда они рассказывают о том, как к ним в ишув приезжают новые семьи. Все построенные дома уже заняты. Новые дома строят сразу двухэтажными: нижний этаж для себя, верхний, с отдельным входом – для будущих нецаримцев.
     За четыре года войны на Гуш-Катиф упало пять тысяч ракет. Бен-Гурион говорил, что кто не верит в чудеса, тот не знает истории Израиля. Он еще в Гуш-Катифе не был. НИ ОДНА ИЗ ПЯТИ ТЫСЯЧ РАКЕТ НИКОГО НЕ УБИЛА.*
     Но два жителя Нецарим погибли при обстрелах на дорогах. И раненых немало...
       ... Субботнее утро в Нецарим. На горизонте море темно-синей полосой под нежно-голубым небом.
      Недалеко от въезда в поселение растет реликтовая сосна. Дерево усеяно орнжевыми цветами. В отличие от Сада Роз в Иерусалиме напротив резиденции премьер-министра здесь этот цвет еще не объявлен «нон-грата» и цветы еще не ликвидированы как класс. Ничего, «вот приедет барин!»
     Что касается домов, конечно же это не те роскошные виллы, любовью к которым пытаются объяснить упрямство гуш-катифцев те журналисты, которые не понимают, как можно любить что-либо кроме вилл. Нет, дома не шикарные, но очень уютные.
    Сейчас время утренней субботней трапезы. Из многих окон выплескивается пение. Здесь любят петь. Почти всю утреннюю молитву, которая недавно закончилась, пели. Такого я еще нигде не видел, вернее, не слышал. Причем, поют, во-первых, очень красиво, а во-вторых, с какой-то легкостью, я бы даже сказал, беззаботностью. Как птицы.
    Обитателю нашего оруэлловского общества, где два из трех лозунгов – «Война это мир» и «Незнание - сила» уже реализованы, а третий, «Свобода это рабство» - в процессе реализации, сразу вспоминаются строки из «1984»: «Птицы поют, пролы поют. Партия никогда не поет.» Вы можете себе представить поющего Шарона? Разве что – гимны? Только вот какие? Гимн его родного Ликуда – «Два берега и Иордана – этот наш и тот тоже наш»? Если да, то что он понимает под словом «наш»?
    Кстати о Шароне. На строящихся домах, что на каждом шагу попадаются здесь, висят таблички с фамилиями будущих обитателей. На одной из таких табличек хулиганы-поселенцы написали: «Здесь с удовольствием будет жить семья Шарон: Ариэль, Омри...».
   И еще раз о Шароне. Грустный юмор местных жителей: « Не думайте, что Шарон, находясь у власти, забыл о своем предвыборном лозунге: «Один закон для Нецарим и Тель-Авива!» Он остался ему верен. Просто Нецарим – сначала.»
    Здесь часто вспоминают Реховоама Зееви, да отмстит Вс-вышний его кровь. Называют его создателем поселения. Приводят его крылатую фразу: «В борьбе с арабами у нас есть оружие эффективнее, чем «эм-шеш эсре». Это «эм-шва эсре». Игра слов – «эм-шеш эсре» - американский автомат, которым вооружен ЦАХАЛ. «Эм-шва эсре» переводится, как мать семнадцати. Женщина с таким количеством детей действительно живет в поселении.
     Наша добровольная экскурсоводочка по имени Цурит до этого рекорда пока не дотянула, в основном, по возрасту. У нее всего лишь семь детишек. Все впереди. Цурит миниатюрная, носит косынку, как и все здесь. Из-под косынки у нее выбиваются волосы.
    Цурит показывает нам живой уголок. Никакой экзотики – лошади, собаки, куры.
    Вот эта собака принадлежала девушке из Неве-Дкалим. Девушку убили арабы. Сестра убитой отдала осиротевшее зверюшку сюда, в живой уголок. Собака была в шоке, никого к себе не подпускала. За ней, как и за остальными обитателями живого уголка ухаживают дети. Сейчас она немножко оттаяла, уже позволяет себя гладить. Я понимаю, что нашим правым вождям и левым гуманистам не до такой мелочи, как живые существа, и все же грустно думать о том, что ждет этих животных.
     Поселение обнесено колючей проволокой. Раньше эта проволока была ближе – ракеты и снаряды долетали до домов. Ее отодвинули. Дети могут спокойно играть в своих двориках. Но они все равно бегают туда, в запретную зону. Я сам видел, как стайка малышей распахнула проволочную дверцу в проволочной изгороди и побежала в рощицу, что на нейтральной полосе. А с другой стороны – все-то поселение с пятачок, скучно ребяткам. Ну поиграли в песочек в ямке от ракеты, ну полазили по развалинам дома, в который было прямое попадание. А дальше что делать?
    - До войны мы ездили в Газу продукты покупать, зубы лечить, - говорит Цурит. – Сейчас – живем, как на острове. Завезут продукты – хорошо...
     - Зря вы нас считаете героями, - улыбаясь, добавляет один из жителей поселения. – Настоящие герои – наши жены. А мы - люди, как люди.

    Ну, и на прощанье вновь слово А.К.Толстому:
          «Но соловьев, о лада,
          Скорее истребити
         За бесполезность надо».

   Впрочем, сказано это Толстым от имени ненавидимых им людей, которые
«Весь мир желают сгладить
И тем внести равенство,
Что все хотят загадить
Для общего блаженства».

---------------------------------------------
*Статья написана в апреле 2005 года

  • Александр Казарновский Оранжевый Эверест


  •   
    Статьи
    Фотографии
    Ссылки
    Наши авторы
    Музы не молчат
    Библиотека
    Архив
    Наши линки
    Для печати
    Поиск по сайту:

    Подписка:

    Наш e-mail
      



    Hosting by Дизайн: © Studio Har Moria