Вадим Ротенберг

Царь среди царей

О личности и судьбе Зеева Жаботинского

... "одно "убеждение" выработалось у меня еще на заре детства, и по сей день оно определяет все мои отношения к обществу. Правда, некоторые люди утверждают, что это не убеждение, а мания. Поистине, я помешался на идее "равенства". Тогда эта моя склонность выражалась в гневных протестах против всякого, кто осмеливался обратиться ко мне на "ты", а не на "вы" - то есть против всего совершеннолетнего человечества. Этой мании я остался верен по сей день: на всех языках, на которых имеется это различие, даже к трехлетнему ребенку я не обращусь иначе, чем на "вы", и если бы я даже захотел поступить иначе, то не смог бы. Я ненавижу всей душой, и это органическая ненависть, которая берет верх над всяким аргументом, над рассудком и над самим бытием, любое представление, которое намекает на "неравноценность" людей. Возможно, это не демократизм, а нечто противоположное ему: я верю, что каждый человек - царь…"
Зеев Жаботинский. "Повесть моих дней"

Личность Жаботинского всегда вызывала очень противоречивые чувства у людей: от восторженного энтузиазма поклонников до ненависти неприемлющих его. Интересно, что эта поляризация не зависела от идеологических разногласий - он сам неоднократно замечал, что вызывает порой раздражение и враждебность у тех, кто по политическим взглядам были единомышленниками, и удивлялся этому. Но дело не только в том, как к нему относились другие - он сам был, на первый взгляд соткан из противоречий. Он, ответственный, принципиальный и одухотворенный человек, на которого можно было безусловно положиться, считал одним из высших качеств человека авантюризм и утверждал что высшая мера мужского и божественного начала выражена в волшебном слове "шайгес" - сорванец. Этот высокообразованный человек, знакомый с самыми глубокими аспектами европейской культуры, владевший многими языками, задумывавшийся над сложными философскими проблемами не мог учиться в гимназии и бросил ее за год до окончания, и даже не сумел дать внятного объяснения этому поступку. "Это случилось потому что потому" написал он.

Человек, в очень молодом возрасте сделавшийся лидером самого последовательного течения в сионизме, был исходно лишен еврейской самоидентификации, и даже испытывал раздражение при столкновении со многими типичными проявлениями еврейства в его классической местечковой форме. После короткого проживания в Италии он скорее чувствовало себя итальянцем, чем евреем - и при этом он, гуманитарий и литератор, отказался от самореализации в этих сферах деятельности, в которых был очень успешен и которые были ему действительно близки, отказался во имя практического сионизма. Уже получивший признание в своих достижениях на журналистском поприще, склонный к философским размышлениям, он настаивал на приоритете подлинного дела, действия над разговорами и писаниями, и это была не декларация - он действительно на определенном этапе посвятил себя целиком организации вооруженных отрядов. Он, человек с высоким самоуважением и хорошо понимающий свою роль - с искренней нетерпимостью относился к поклонению, вполне им заслуженному. "Прошу вас никогда не вставать, когда я вхожу или выхожу из зала" - это не лицемерная скромность, это глубокое подлинное неприятие, так и воспринимавшееся людьми.

И я попробую показать, что все эти видимые протворечия определялись, как это ни парадоксально, подлинной целостностью его личности и ее интегральной вписанностью в мир. Но сначала надо рассказать о том, что в принципе определяет целостность личности в ее взаимодействии с миром.

Личность - это система отношений человека с миром и с самим собой. Масштаб личности определяется способностью видеть и принять мир во всей его целостности и многозначности, и ощущать себя вписанным в этот мир.

Есть два типа представления человека о себе, связанных с его восприятием мира. Это Я-Концепция и Я-Образ.

Я-Концепция обеспечивает способность человека к выделению себя из мира как самостоятельной сущности, как отдельного индивидуума. Это четкое и однозначное представление о себе, доступное рефлексии, позволяющее вербализовать и анализировать собственные мотивы, особенности личности и поступки. Но эта же очень важная способность к выделению себя из мира может приводить к фрустрирующему ощущению выпадения себя из мира и противостояния ему. Кроме того, чтобы быть так определенно сформулированной и выраженной, Я-концепция должна строиться лишь на немногих поддающихся структурированию связях человека с миром, выделенных из всего обилия этих связей.

Я-Образ лишен этих ограничений. Он включает в себя неисчислимое множество связей между человеком и миром, миром природы, межличностных отношений и культуры. Он включает в себя и Я- концепцию как всего лишь один из многих аспектов личности. Образ Я многозначен и не может быть полностью осознан. Но именно благодаря Образу Я человек знает, каково его отношение к людям и явлениям, хотя часто и не может это знание выразить и объяснить, это имплицитное знание по типу "мне это подходит" или " мне это не подходит". Степень соответствия Образа Я образу мира определяет гармоничность личности и ее вписанность в мир.

(Разница между Я-Концепцией и Я-Образом хорошо иллюстрируется внутренним миром героя "Преступление и наказание" Достоевского. Раскольников убеждает себя, что он имеет право на убийство, что в этом даже его миссия, что это убийство не противоречит его видению мира и представлению о справедливости. С этой концепцией он идет на убийство. Но само убийство, как это очень точно показал автор, происходит в измененном состоянии сознания, а затем начинаются муки совести, ибо включается Образ Я, совершенно не убежденный, как выяснилось, выстроенной концепцией.) Чем многозначнее Образ мира и чем богаче Образ Я, с ним взаимодействующий, тем масштабнее личность. Ее масштабность не определяется ни силой воли, ни способностью добиваться поставленной цели - а скорее характером самой цели. Подлинно масштабная личность не подавляет своим масштабом других людей, а возвышает их, поднимает.

Жаботинский был масштабной личностью с богатым образом многогранного мира и соответствующим ему Oбразом Я. Только при таком восприятии мира и себя можно считать мир чудом, вызывающим вдохновение, а не страх. И только при таком видении мира можно утверждать, что каждый человек - царь среди царей.

Поведение человека, ощущающего свою вписанность в мир, реагирующего на все его нюансы, - это поведение свободно, но совершенно не деструктивно. Это свобода, дерзость и непосредственность, которые так ценил Жаботинский, но дерзость не как синоним грубости, а как производное от слова "дерзать". Это - авантюризм в лучшем смысле этого слова. Это спонтанное поведение, в немалой степени основанное на интуиции (поэтому его не всегда можно объяснить и обосновать). Оно противопоставляется холодному расчету и учету всех возможных обстоятельств и факторов, которых все равно так много, что их невозможно учесть и перебрать. В таких сложных ситуациях надо действовать, исходя из того целостного видения себя и мира, о котором сказано выше. Человеку, отвечающему за свои поступки, интуиция необходима.

Традиционное европейское образование (а Жаботинский учился в гимназии, которая такое образование давала) не учит развивать интуицию и целостное видение и ориентироваться на них, оно все адресовано формальному логическому анализу, основано на бухгалтерском отношении к миру, который должен быть строго упорядочен и приведен в систему. И учителя, которые, за некоторым исключением, нацелены на формирование этого системного мышления не могли принять человека с такими установками, как у Жаботинского. Несоответствие между его очевидными способностями и нежеланием становиться "первым учеником" (он прямо написал об этом нежелании) должно было их очень раздражать и фрустрировать. Именно такую школу и бросил Жаботинский.

"Почему я раздражаю людей, даже единомышленников,?..."- спрашивает Жаботинский. Дело не в том, что человек говорит, дело в том, кто говорит. Есть очень много людей, которые сами далеки от гармонии и их ущемляет и унижает гармоничность других - и тогда никакое совпадение идеологических позиций не помогает. Подозреваю, что в неприятии Жаботинского многими лидерами ишува, включая самых знаменитых, этот механизм был решающим, а обвинения в фашизме и пр. - демагогическим приемом. Таких людей ущемляет уже то, что люди типа Жаботинского не стремятся к власти и самоутверждению за счет других, а вполне довольствуются самореализацией в деятельности.

Что было причиной отсутствия еврейской самоидентификации у юного Жаботинского? Откуда шло это инстинктивное отгораживание от местечкового ашкеназийского еврейства, к которому он принадлежал во всех поколениях? Дело в том, что ему не было свойственно "как бы извинение за свое существование". Не было унизительного поведения заискивания перед гоями, одновременно с враждебностью и презрением к ним. Такое сочетание дисгармонично, оно унижает личность. Жаботинскому это все было невыносимо, и отсюда - определенное предпочтение литовских евреев, которые вели себя с достоинством и отстранялись от не-еврейского сообщества как от безразличного им. У них был свой самодостаточный мир, в который они были вписаны без чувства ущербности.

Неудивительно также, что такой интегрированный и спонтаный в своем поведении человек, такой легкий, активный, свободный, чувствовал себя своим среди итальянцев.

Есть самоидентификация члена стада, и есть самоидентификация личности, способной на поступки. Жаботинский очень рано ощутил свой идеал - желание быть царем, равным среди царей. Не только нежелание быть холопом, но и нежелание быть царем холопов. Поэтому увидев, что действительно представляют собой его соплеменники, и обладая личностным достоинством, не позволяющим изменить своему народу и раствориться в чужом, пусть даже более привлекательном (ибо в этом есть унизительность отказа от части себя), он поставил перед собой задачу - поднять членов сообщества до уровня царей: раз я еврей, то все евреи, а не только избранные, должны обладать самоуважением и достоинством, иначе я чувствую ущерб собственного Я-Образа.

Цитата: "Нам нужно стать патриотами нашей народности, чтобы любить себя за достоинства, корить за недостатки, но не гнушаться, не морщить носа, как городской холоп, выходец из деревни, при виде мужицкой родни. Это чувство холопское."

Отношение к другим людям, как к царям, равным ему самому - это конечно идеализация, но это и вера в потенциал, который может быть реализован, и это проекция собственной личности. Он идеализировал и британцев, но пример Черчилля, который говорил, что англичане не антисемиты, потому что не считают евреев умнее себя, показывает, что и здесь было реальное основание для ориентации на идеал.

Жаботинский протестовал против преклонения перед ним. Это его унижало, ибо лишало ощущения достоинства "царя среди царей". И в этом его очевидное отличие от многих других отцов-основателей Израиля. Амбициозность, безудержное властолюбие - все это не сочетается с гармоничной вписаннностью в мир.

Личностность противоположна эгоцентризму именно потому, что подразумевает связь с миром и людьми, а не противопоставление им. Жаботинский писал, что он отрицает обязанности личности перед обществом - и это выглядит противоречием с его собственной жизнью, в сущности, пожертвованной обществу. Но я думаю, дело в том, что в термин "обязанность" имплицитно входит насилие, пусть даже над самим собой. Служение нации -волевой произвольный выбор, а не долг, проявление экзистенции, а не принуждение. Его ощущение себя евреем - тоже часть естественной вписанности в мир.

В целом ряде ситуаций он поступает спонтанно, без обоснований. Так он ушел из гимназии. Так он проголосовал против проекта Уганды, несмотря на восторженное отношение к Герцлю. На вопрос самому себе - "почему" он отвечает "потому". Это ответ Образа Я, а не Я-Концепции - подходит что-то или не подходит моему целостному представлению о себе, вписанном в мир, и не желающем поступиться ни собственной целостностью, ни ощущением своей вписанности. "Я буду делать так, потому что я буду так делать". И когда за этим действительно стоит не каприз, а целостное ощущение себя, то это воспринимается и другими.

Образу Я не свойственна рефлексия - он слишком многозначен и слишком многозначны его отношения с миром, чтобы все это пытаться проанализировать в рамках априорно ограниченной логической системы, доступной вербализации.

Цитата: "Мой воздух сионизм, но и этот сионизм не мой (имелся в виду сионизм Бен-Гуриона). А какой мой - я с трудом нашел бы подходящее слово. Но неспособность сформулировать мысль не равнозначна неспособности ясно мыслить."

Четко сформулировать можно то, что упрощено, схематизировано, может быть сведено к однозначно понимаемому контексту. Многозначность истинного не поддается однозначному определению.

"Почему возникает пропасть между истинной величиной личности и впечатлением, которое она производит?" спрашивает Жаботинский и не дает ответа на этот вопрос. А ответ есть - потому что и воспринимать должны личности, и только на них великая личность способна произвести адекватное впечатление. Жаботинский стал жертвой несоответствия его представления о мире - той реальности, с которой он имел дело. Он не был царем среди царей. Отвергшие его предостережения, его призыв к самоуважению и, благодаря этому, спасению - эти люди не были царями. И думаю, что его преждевременная смерть была связана с внезапным и жестоким прозрением. Гармоничной личности, вписанной в мир, угрожает только одна опасность - разрушение самого мира, в который она вписана. Это и произошло с Жаботинским.

Другие статьи Вадима Ротенберга

Другие статьи о Жаботинском

Hosting by