Алекс Тарн

Своих-то не надо...

(к статье Майи Каганской "Щит и Меч")


Помните ли вы некоего физика, утверждавшего, что Господь Бог не играет в кости? Меньше всего мне хочется "давить авторитетом", просто давайте отметим этот факт: Эйнштейн - надо полагать, после некоторых размышлений выбрал таки в пользу детерминизма. "Не играет в кости" – означает, что существует некая первопричина, имманентный закон, действующий определенным образом вчера, сегодня, завтра... всегда. Это означает также, что существуют и причинно-следственные цепочки – какая потолще, какая потоньше, на которых и висят, как желуди из известного анекдота, все явления этого мира.
Впрочем, мнение Эйнштейна, при всем моем к нему уважении, - всего лишь мнение. Одно из двух. Майя Каганская, к примеру, пишет: "...я отвергаю – как интеллектуально подозрительную – любую детерминистскую концепцию истории, будь то эволюционистская доктрина (саморазвивающийся прогресс) или марксистское учение." Интеллектуально-подозрительная... Сказано, видимо, в полемическом запале. Ну да не буду цепляться к несущественному. Потому что в чем – в чем, а в поверхностности Майю Каганскую заподозрить нельзя по определению. Для меня, убежденного детерминиста, это – один из основополагающих законов бытия; с этим фактом мой Бог не играет в кости так же, как и эйнштейновский... – с чем Он там ни пробовал играть, перед тем, как Эйнштейн запретил.
А что же существенно? А вот, извольте. Чуть дальше Майя Каганская раскрывает: "Для меня история – это совокупность превращенных в реальность человеческих проектов, представлений, желаний, идеалов, воли, интересов и прочих сугубо человеческих свойств, так что, в сущности, в каждую эпоху история как бы начинается с начала – если не с чистого, то, по крайней мере, не с целиком заполненного листа."
Кстати, в скобках, – надеюсь, никого не смущает эта связь физики с лирикой, истории с онтологией? Потому что мы ведь тут об универсальных законах толкуем. Мы тут полагаем, что мир изоморфен, однороден по своей природе, что невозможно, к примеру, утверждать наличие детерминизма в физике и отрицать его в истории. И наоборот. Впрочем, и утверждение об изоморфности мира – не более чем мнение. Те, кто придерживаются другого, приглашаются срочно прекратить чтение и выйти вон, пока скобки еще открыты. Для оставшихся закрываю скобки и продолжаю.
В конце концов, интереснейшая статья Майи Каганской об Эфи Эйтаме представляет (в конспективной форме, хотя и без всякого ущерба глубине) доводы обеих сторон давнего спора, ведущегося со времен античности – какова природа мира? Един ли мир, то есть представляет ли он собою единый, непрерывный кусок (кто-то скажет – дерьма, но – эмоции - в сторону), либо множественнен, то есть – раздроблен на атомы, которые, в свою очередь, по меткому замечанию одного "большого ученого", неисчерпаемы в своем бесконечном дроблении?
Спор этот не разрешим методом логических доказательств; в ту или иную природу материи "можно только верить", как "в Россию". Мне жаль, что в именно в этом – кардинальном! - вопросе мы с Майей оказались по разные стороны баррикад – обычно я с радостью узнавания "своего" разделяю ее мнение по самым разнообразным темам. На этом выражении сожаления можно было бы и закончить, ибо спорить, как я уже заметил, бессмысленно, если бы не одна деталь: известная противоречивость статьи. Решительно отвергая базисные установки Эйтама, Каганская, тем не менее, признает несомненную ценность его "интуиции религиозного лидера и мыслителя" для современного Израиля. Это противоречие будит недоумение и одновременную надежду на перемещение высокоценимого мною автора обратно, по "правильную" сторону баррикад – а вдруг дело только в терминологической путанице?
Зенон придумал свои знаменитые апории еще в V веке до христианского летоисчисления; вроде бы, они наглядно свидетельствовали в пользу модели Единого. Да вот беда, в прикладном отношении множественная модель всегда выглядела намного удачнее. Не будь введено понятие прямой с бесконечным числом точек – где бы мы сейчас колупались? без евклидовой геометрии? Не будь пифагоровых штанов, человечество и по сей день бродило бы с голым задом. А потому конкретно мыслящие инженеры просто смущенно покашляли в сторону Зенона и его друзей, да и забыли о странном парадоксе. Мало ли что нам непонятно в этом множественнейшем из миров?
Позднее время внесло поправки. Задача строительства атомной бомбы, при всем уважении к Парфенону, требовала несколько другого уровня приближения к действительности. И тут оказалось, что модель единого, непрерывного мира также обладает вполне ощутимой прикладной ценностью. Еще раз смущенно покашляв, физики провозгласили равноправие двух подходов. То есть, решение о том, какую именно из двух взаимоисключающих моделей применять – волновую или квантовую – следовало принимать сообразно обстоятельствам - где что удобнее. Так и живем, при полнейшем прикладном оппортунизме. Атомная бомба взрывается, Парфенон стоит, все довольны.
С философами, историками, пророками и прочими властителями дум дело обстояло иначе. В отличие от прикладников, они не имели дело с мостом, который может упасть в случае неправильного расчета. Поэтому для них главным критерием – до поры, до времени - оставалась умозрительная непротиворечивость, правдоподобие. А умозрительная непротиворечивость явно свидетельствовала в пользу "единой" модели. Да и интуитивный опыт указывал на поразительную однородность и соразмерность явлений мира, которые трудно было объяснить иначе как общим единством мироздания.
Из единства прямо следовал детерминизм – в том смысле, что любое явление развивается не хаотично, статистически, но - по неким имманентным законам, единым для всей системы. Бог не играет в кости. При этом, что особенно важно, эти законы не обязательно являются умопознаваемыми. Последнее обстоятельство сильно затрудняло прикладное использование модели. Как, вы спросите, можно использовать абстрактную модель сущего в прикладных целях? Ну как же... – а задача переустройства мира вас не прельщает? Ну, скажем, сделать всех счастливыми вам не хочется? Чтоб каждой бабе – по мужику, а каждому мужику – по бутылке? А-а... то-то же.
Беда заключалась в том, что, как я уже отмечал, подавляющее большинство прикладных моделей были именно атомарными, статистическими, рассматривающими мир как управляемый хаос, приписывающими разным объектам (и в том числе – человеку) всевозможные уровни степеней свободы. Так родились идеологии – поведенческие, этические, общественные модели, основанные на множественной модели мира, на фиксированном наборе законов и ценностей – евклидова геометрия применительно к обществу и истории.
Обратите внимание на важный момент: атомарные модели также отнюдь не лишены детерминизма. Понятия причины и следствия отнюдь им не чужды. Но это иной, прикладной, бытовой детерминизм. Детерминизм без Первопричины. Возможно, в этом – источник терминологической путаницы: одно и то же слово для обозначения принципиально разных вещей.
Вот вам пример. Отчего мужчине нельзя ударить женщину? Детерминизм "единой" модели ответит вам так: потому что этим действием вы подрываете универсальный нравственный закон, лежащий в основе вашего существа, а, следовательно (ведь мир един), и в основе всего мироздания, и тем самым разрушаете его. Ни больше ни меньше. Мужчина, ударивший женщину, разрушает все мироздание.
Детерминизм атомарной статистической модели сверится в местном юридическом справочнике и затем назовет точную причину: денежный штраф плюс год условно. Затем снимет очки и, доверительно наклонившись через стол, заметит: "А вообще-то можно. Во-первых, статистически, в суд попадают только 5% случаев, а во-вторых, все зависит от адвоката. Так что всыпьте вашей сучке по первое число..." Естественно. Ведь одно дело – Причина, и совсем другое – причина. Первая стоит скалой при любых обстоятельствах; вторая – пшик, статистическое предположение, плюнь – и нет ее.
Такие вот разные подходы. Идеологические "прикладники" подпихивали человечество к светлому будущему, главным образом, прикладами. Эта тема интересна сама по себе; желающих я отсылаю к собственной статье "Сумерки идеологий" (http://rjews.net/gazeta/tarn7.shtml). Не могу не отметить радостный для меня факт совпадения одного из главных тезисов этой статьи – относительно гибели "атомарных" идеологий – с мнениями Майи Каганской и Эфи Эйтама. Тем удивительнее выглядит "атомарный", статистический взгляд Каганской на исторический процесс: чистый лист, пустота, в коей мы, человеко-атомы, мечемся без руля и без ветрил, движимые лишь загадочными "сугубо человеческими свойствами". Это что ж за звери такие, Майя, – сугубо человеческие свойства? И с чем их едят, если они съедобны, конечно? Будьте уж последовательной до конца – объявите это движение броуновским на всю катушку; тогда и в самом деле спорить становится не о чем.
Одно лишь замечание я просто обязан сделать, хотя бы – в качестве читателя "среднего и старшего поколения". Майя Каганская пишет: "Читатели среднего и старшего поколения, для которых упомянутое учение (марксизм – А.Т.) не просто какое-то словарное понятие, но обязательная часть полученного образования, наверняка подметят интригующее сходство между религиозной философией Эйтама и марксистским диалектическим историзмом: в обоих случаях историей заведуют объективные, не зависящие от человеческой воли силы, будь то Божий Промысел или экономические законы и законы классовой борьбы."
Тут рука сама тянется к дубине... но – написано Каганской, из песни слова не выкинешь... А потому приходится отложить дубину в сторону и ответить сухо и по существу. Сходство это чисто внешнее – в точности, как между бытовым детерминизмом "прикладников" и глобальным детерминизмом приверженцев Единого. Как между причиной и Причиной. Как между небом и землей.
Не так давно спорил я со одним своим религиозным знакомым – человеком огромного интеллектуального и творческого потенциала. Меня, нерелигиозного, удивляла его странная, на мой взгляд, приверженность экзистенциализму. Последний, если пользоваться определенными выше терминами, представляется мне одной из "атомарных" идеологий, выросших на почве страха и отчаяния, порожденных неадекватностью предшествующих попыток "реорганизовать Рабкрин". Так или иначе, категории "абсурда", "существования" на изломе "пограничных ситуаций", в которых только и выявляется моментальная, как фотографическая вспышка, "самость" человека – весь этот убогий, хотя и очень литературный бред всегда виделся мне абсолютно несовместивым с цельностью религиозного мировосприятия.
Религиозный человек, рассуждал я, не может не быть убежденным приверженцем модели Единого. При чем же здесь Сартр, Камю и Хайдеггер? И тем не менее. Мой оппонент поразил меня принципиальным осуждением парадигмы универсального единства. Он заклеймил этот подход в качестве гностицизма и вульгарной трактовки Каббалы. Да и вообще Каббала представлялась ему ловушкой для заблудших сердец (тут я, понятно, помалкивал, поскольку – ни уха ни рыла ни в том, ни в другом, ни в третьем). Короче говоря, выяснилось, что, как я ни старался, говорили мы о разных вещах, и, более того, - что даже религия может быть вполне атомарной.
К чему я это – про экзистенциализм и религию? К тому, что раз черта повидавший, узрит его и в ангеле. Мой приятель, увлеченный жаркими спорами внутри иудаизма, вместе с Каббалой выбросил в мусорное ведро базисную площадку, на которой, в конечном итоге, зиждется его собственная религиозность. Майя Каганская, оглушенная когда-то пыльным мешком большевизма, даже в спокойной цельности Эйтама видит приплясывающих бесов-коммуняк.
Эй, Майя! Своих-то не надо. Хватит с нас и плюющей-блюющей мелюзги. Теперь еще и от Вашей тяжелой руки пригибаться? Добро бы еще – по делу, а то ведь – так, стам, по недоразумению. Или я ошибаюсь?

1.02.2003 г.





  
Статьи
Фотографии
Ссылки
Наши авторы
Музы не молчат
Библиотека
Архив
Наши линки
Для печати
Поиск по сайту:

Подписка:

Наш e-mail
  



Hosting by Дизайн: © Studio Har Moria