Александр Лихтикман

Кацав слезам не верил

Выступление Моше Кацава, транслировавшееся в прямом эфире всеми новостными каналами, заметно повысило рейтинги подследственного президента. Но причина этого явления отнюдь не блеснувшая слеза и не плаксивый голос. Театральными эффектами израильтян не удивить – народ привычный. Любой торговец на рынке способен изобразить натуральную истерику, стоит лишь усомниться в свежести его помидоров. А квартирный маклер поклянется всеми своими родственниками, а если нужно – то и заплачет, лишь бы клиент поверил, что более дешевого жилища, чем в его конторе не сыскать на всем Ближнем Востоке. Не нам с вами рассказывать, а коренным жителям страны – тем более.

Речь, составленная по всем правилам ораторского искусства, произвела нужный эффект и вызвала волну сочувствия потому, что, защищаясь, Моше Кацав неожиданно назвал многие вещи своими именами. Конечно, он имел в виду самого себя, а не тысячи анонимных жертв полицейского произвола, чиновничьего вероломства, журналистской необъективности и клеветы сослуживцев-злопыхателей, но, услыхав такие слова от человека, который пока является первым гражданином страны, рядовой слушатель не мог не почувствовать прилив солидарности. Риторическое восклицание "каждый из вас мог оказаться на моем месте" попало в точку.

Кацав легко нашел общий язык с аудиторией, которая давно знает все то, о чем он, судя по искренней (хотя, возможно, умело наигранной) обиде в голосе, раньше и не догадывался. Полагаться на честное слово Мазуза после закрытия дела о греческом острове – мягко говоря, опрометчиво, сколько бы тот ни глядел в глаза и ни прижимал ладони к грудной клетке. Тотальное недоверие к полиции испытывают законопослушные граждане страны, например, 69% новых репатриантов, а центральная пресса, по мнению очень многих, именно "вражеская", и никак иначе. Поэтому, сказанное президентом далеко выходит за рамки личного дела Моше Кацава, и в этом состоит важное символическое значение его речи. На то он и символ!

В кои то веки в Израиле появился президент, заговоривший на одном языке с народом. Так и тот – подследственный! Парадокс в том, что если бы Мени Мазуз выполнил устную договоренность и не опроверг заявление Кацава о том, что на их злополучной встрече обсуждались "рутинные вопросы", дело, возможно, удалось бы замять. Но в этом случае мы никогда не услышали бы из президентского дворца столь жесткой и справедливой оценки правоохранительных органов и центральной прессы.

И если по каким-либо причинам решено будет не выдвигать обвинительное заключение, мы можем стать свидетелями лицемерной восточной "сулхи": фальшивых извинений и показных объятий бывших противников. Кацав со слезами на глазах скажет, что давеча погорячился, что у нас все-таки профессиональная полиция, умеющая хранить секреты, кристальная госпрокуратура и замечательные дружные журналисты.

Все это еще может произойти. Раненый Кацав показал, на что он способен в преддверии персонального слушанья в госпрокуратуре. Если ему нечего будет терять, выступление прошлой недели покажется цветочками. Видимо, он действительно не понимает, почему Мазуз вдруг его "кинул", а пресса, осведомленная о ходе следствия лучше, чем его адвокаты, устроила образцово-показательное линчевание. Ведь Кацав старался изо всех сил и, с его точки зрения, заслужил лучшего к себе отношения. За всю каденцию он не сделал ни одного заявления, выходящего за рамки дозволенного. Не обидел ни национальные, ни сексуальные меньшинства. Он, не моргнув глазом, подписывал амнистии террористам и придавал законную форму преступным сделкам наших правителей с террором. Он был послушно-нейтральным к власти и непреклонно-твердым к народу.

Жарким летом 2005-го, после Кфар-Маймона, когда страсти накалились и даже официальные опросы вопили о несогласии большинства с "планом размежевания", одного его высочайшего слова было бы достаточно, чтобы остановить приближающуюся беду. Всего-то и требовалось – со своей президентской колокольни призвать к проведению досрочных выборов или референдума! И тысячи людей не были бы "выкорчеваны" со своей земли, армия не запятнала бы себя вечным позором, и миллиарды шекелей можно было бы потратить на пользу, а не во вред. Сколько петиций он получил, сколько делегаций обивали его порог, сколько слез пролилось на ковер его приемной. Но президент не дрогнул.

Если бы не Кацав – не было бы "сделки Танненбаума", и "Хизбалла" не отпраздновала бы победу. Если бы не он, на свободу не вышли бы тысячи палестинских террористов, отпущенных с 2000 года скопом и по отдельности, в рамках "жестов доброй воли" и просто так – чтобы освободить место в тюрьмах. Сколько врагов, помилованных Кацавом на радость правительству, воюют против нас с оружием в руках? Сколько занимаются изготовлением взрывных устройств и планированием диверсий? Ему что-то за это было?

Мог ли Кацав предположить, что под занавес каденции его обвинят в сексуальных домогательствах по отношению к считанным единицам "истиц"? Он выполнил свой договор перед системой, потому и обратился к Мени Мазузу за помощью. Но из жертвы шантажа превратился в подозреваемого преступника. Нечестно? Несправедливо? Но не такую ли справедливость он олицетворял на протяжении последних шести лет?

«Вести», 1.02.2007

Другие статьи Лихтикмана

Hosting by