Евгения Кравчик

Убили музыканта, а музыка живет

Поводом к нашей встрече с равом Шаей Гиссером стала... музыка. Не музыка вообще, а трепетная и живая, написанная Аркадием Гуровым, да отмстит Господь за пролитую кровь.

Вечером 27 апреля в Иерусалиме, в зале "Жерар Бахар", состоится концерт памяти композитора, убитого арабскими террористами в прошлом году в Пурим.

...В тот день Шая Гиссер был дома, в поселении Нокдим, - готовился к празднику.

- Включил радио и в выпуске новостей услышал сообщение о теракте, - рассказывает он. - Фамилии пострадавших названы не были, но название ишува прозвучало. Я бросился звонить соседям и знакомым. Нельзя сказать, что весь ишув - это одна дружная семья, но элемент семейственности все-таки присутствует: нас тут мало, все мы друг друга знаем, и каждая потеря воспринимается как личная. Абраша Фиш, сидевший за рулем, - мой ближайший сосед, дверь в дверь. С ним у нас были абсолютно семейные отношения. И вдруг слышу от кого-то: "Абраша и Аркаша". Я - спонтанно: "Не может быть!" Самые близкие мне люди: Аркаша (Аарон) Гуров и Абраша Фиш... Свои... Я не верил, не мог поверить. Отбивался от самой мысли о том, что Абраши и Аркаши нет, выяснял все новые и новые подробности в надежде, что это - ошибка...

Хоронили Аркадия Гурова и Абрама Фиша в Пурим.

- А потом я отмывал от крови коврик, лежавший в машине, и бронежилеты, бережно снимал с сидений прилипшие частицы человеческой плоти, чтобы все это - по еврейской традиции - захоронить...

(Теперь уже каждое слово дается Шае Гиссеру с трудом).

- После всего этого я вернулся домой, собрал учеников. Пурим... Мы выпили. И - запели. Я пытался объяснить, что праздника никто не отменял... Это был страшный Пурим.

Нависает пауза. Сказать нечего: прошлогодний Пурим стал трагедией для всех нас.

- По словам дочери Фиша, Тамары, ехавшей с ними в машине и также раненой в том теракте, Абраша с Аароном всю дорогу разговаривали, песни пели, - произносит Шая Гисин. - Они были в приподнятом настроении. В глазах обоих Пурим - это их личный праздник. А ведь им обоим пришлось в Израиле очень и очень нелегко. Оба прожили непростую жизнь: проблемы с работой, с самореализацией в профессиональной сфере. Но ни один из них никогда - даже полусловом - не пожаловался ни на что! Они были здесь настолько СВОИ, что плакаться им и в голову бы не пришло. Ни один из них ни дня не чувствовал себя эмигрантом. То были люди на своем месте. Аркаша Гуров - человек талантливейший. Мы с ним охраняли поселение - дважды в месяц дежурили по три часа на воротах.

Времени преодстаточно, а общих тем для бесед - еще больше.

- По воспитанию мы принадлежали к одному и тому же кругу, - продолжает Шая Гиссер. - В ходе интеллектуальных дискуссий обсуждали все, что угодно, начиная от литературных стилей и кончая духовными проблемами. Говорили о детской болезни левизны в Израиле... С Аркашей интересно было говорить на любую тему. Но он меня всегда смущал излишней деликатностью. Я - человек достаточно бесцеремонный, зато Аркаша крайне остерегался плохо высказаться о людях, событиях, мнениях. Меня даже несколько раздражала мягкость его формулировок.

- Но ведь Гуров - композитор, поэтому, возможно, в отличие от людей, лишенных музыкального слуха, он умело пользовался нюансами, полутонами?

- Возможно... Интеллигентность! Но, кроме нее, было в нем еще нечто особое, необычное. По-моему, Аркадий не позволял себе категорических суждений потому, что всегда думал: ведь если бы человек, о котором он говорит, при этом присутствовал, ему стало бы дискомфортно. Редчайшая черта, которую я практически не встречал в людях...

По словам Шаи Гиссера, в Нокдим - особая атмосфера:

- Многие знакомы давно, еще с 80-х, и Аркаша быстро вписался в эту компанию, хотя идеологически все мы очень нюансированны... Гуров каждую субботу приходил ко мне на уроки Торы. И он, и его жена Мирьям в шутку называли меня своим равом и консультировались со мной по всем галахическим вопросам. До сегодняшнего дня я каждую субботу занимаюсь с сыном Аркаши, Хаимке...

При имени старшего, 11-летнего сына Аркадия и Мирьям я вздрагиваю.

- В годовщину гибели Аркаши, на кладбище, когда малыш Хаим начал читать Кадиш, я обмерла. Чудовищная несправедливость: осиротело четверо детей, мал мала меньше...

- А по-моему, это счастье - умереть еврейской смертью и быть похороненным по еврейской традиции, - возражает рав Гиссер. - Понимаете, уместность Аркаши и Абрама в этой стране были настолько всеобъемлющими, что земные человеческие проблемы не стали для них стержнем существования. Аркаша не жил тем, что для нищих духом является смыслом и целью их бытия. Он не жил ради своей профессии, не жил ради искусства. Писал исключительно для себя - причем прекрасные вещи! Слушаешь и удивляешься. Но главным для него было то, что дети растут на своей земле. Если бы вы знали, насколько Аркаша реализовался здесь в своем человеческом чувстве, в радости оттого, что дети растут евреями среди евреев, а их родной язык - еврейский... Сознание того, что, когда его не станет, его сын прочтет по нему Кадиш, окрыляло Аркашу, делало его счастливым...

1 мая Аркадию Гурову исполнилось бы 47 лет.

Сослагательное наклонение, роковая частица "бы"...

Концерт памяти удивительного человека и талантливого композитора приурочен ко дню его рождения. Среди других произведений Гурова прозвучит и "Большая сарабанда Терезиенштадта" - та самая, название которой упомянуто в замечательных строках известного барда Юлия Кима, посвященных памяти Гурова: