Элла Грайфер
Конкурс на лучшего
еврея
Не было этого!
Ни дедушек, ни карет!
М. Горький
В первый раз это показалось мне просто забавным
курьезом: автор газетной статьи без тени юмора утверждал, что
для него какой-то там Троцкий вовсе и не еврей, поскольку не
обладает соответствующим (его, автора, представлениям)
самосознанием.
Во второй раз, услышав, что Исаак Левитан никакой не
еврей, поскольку на картине «Над вечным покоем» часовню
изобразил аж с крестом, я от общего ошеломления даже не
сообразила предложить обменять Левитана на Поленова, который,
как известно, во время оно в наших краях гостил и понарисовал
тут кучу евреев – хоть и без могендовидов, но вполне типичных.
Так записать его за это сей же час в рабиновичи! А ежели методу
эту к писателям применить – еще интересней будет. Вообразите
себе: Карла Мая (Ну, там, «Верная рука» и прочие индейцы)
надлежит из немцев немедля вычеркнуть и приписать к краснокожим
– с последующим определением расовой неполноценности и выдачей
путевки в Освенцим (как это Гитлер-то упустил?). Александру
Грину в пятой графе следует писать «зурбаганец», а уж граф
Толстой, Алексей Николаевич (помните – то самое «сиятельство»,
которое «уехало в ЦК») – марсианин по национальности, никак не
иначе.
И наконец, в третий раз, под рассуждения, что Бориса
Пастернака евреем числить не надлежит, поскольку оный Пастернак
вовсе евреем быть не хотел и всем своим единоплеменникам
настоятельно рекомендовал креститься, дабы прекратить это
безобразие, я поняла, что это уже привычка.
А понявши – задумалась. Откуда сие?
Не из галахи – это точно. У галахи к данному вопросу
подход не идейный, а прагматический: родился от матери-еврейки,
ну так и быть тебе евреем до смертного часу, хочешь ты этого или
нет, веруешь ли и како веруешь. Конечно, по галахе выкрест –
преступник, но за преступление (любое) по галахе ничего не
следует, кроме наказания. Вплоть до изгнания из общины или
лишения жизни. Наказания лишением национальности галаха не
предусматривает по той же простой причине, по какой не
предусматривает она лишения цвета глаз или размера ботинок.
Потому что вопрос о национальности ни сам человек не решает, ни
друзья его, ни враги, ни власти, а решает его только и
исключительно Господь Бог в процессе сотворения.
И не из израильского «Закона о возвращении». Право (и
даже обязанность) израильского правительства решать, всех ли
евреев оно принимать желает, и по каким причинам отвергает их.
Не принимают официально перешедших в другую веру (хотя атеистами
не брезгуют), не приняли в свое время, скажем, американских
гангстеров, хотя в их еврейском происхождении никто не
сомневался. Правительство свои вопросы решает, но не претендует
на право решать, кто еврей, а кто нет.
И уж тем более не из жизни, в которой бьют, как
известно, не по паспорту.
Давайте для примера сравним освещение еврейского
вопроса в двух очень непохожих книжках, с учетом того, что для
обеих он – не центральный, так... задет по касательной.
Антисемитизм, особенно погромный, осуждается в обеих единодушно,
хотя предлагаемые методы борьбы с этим злом отличаются, в обоих
случаях, редкостной наивностью.
Читая «Как закалялась сталь» я слышала голос стороннего
наблюдателя, жертвам искренне сочувствующего, но в их шкуре
никогда не бывавшего. А вот «Доктор Живаго» немедленно и
безошибочно открыл мне национальность Бориса Пастернака (стыдно
признаться, но дотоле мне неизвестную!). Свой опыт – ни с чем не
спутаешь!
В романе Л. Фейхтвангера «Безобразная герцогиня» про
евреев – полторы страницы, эпизод, в развитии сюжета никакой
роли не играющий. Что если б его и вовсе не было? Давайте
попробуем его выкинуть, вырвем странички, в печке сожжем и
станем читать, что останется. И неужели же по тому, что
останется, кто-нибудь затруднится разглядеть в авторе типичного
еврея периода интенсивной ассимиляции? Стоит только на
проблематику, на психологию посмотреть... Ни под каким
герцогским камзолом эдакий лапсердак не спрячешь!
Право, не знаю, по какой такой графе у наших
классификаторов проходит Багрицкий... хотя, с другой стороны,..
комиссар Коган... но вот, к «Смерти пионерки» никакие коганы
близко не лежали... А приглядитесь-ко повнимательней – и
проступит сквозь личико больного ребенка образ еврейского
мученика на костре инквизиции.
Песня А. Городницкого «Дуэль» - из цикла памяти
Пушкина. «Воздухоплавательный парк» тоже, вроде бы, ни к каким
евреям отношения не имеет. Но как же явственно, как страшно
проступает в этих стихах ощущение грома с ясного неба, ползущей
из-под ног почвы, разверзающейся внезапно пропасти, ощущение, до
боли знакомое любому еврею нашего поколения. Сравн. напр. из
«Черной шкатулки» Людвика Ашкенази:
Дети – существа маленькие.
А потому им всегда хотелось,
Чтобы было на свете что-нибудь меньше их.
Солнце зовут они «солнышком»,
Хотя каждое пятно на нем во много раз больше
Нашей смешной планетки.
Одна японская девочка
Взглянула однажды на небо
И говорит:
Мама, смотри, грибочек!
Давать оценку статье К.Маркса «К еврейскому вопросу» мы
тут лучше не будем – о мертвых ничего или хорошо – но вот
являются ли выдающиеся научно-философские качества сего творения
достаточным основанием для «лишения еврейства»? Увы и ах!
Приступы самого гадкого самооплевания встречаются, к сожалению,
во всех «униженных и оскорбленных» группах общества.
Громогласные утверждения дам-традиционалисток, что женщина, по
определению, священнослужителем быть не может, еще не дают нам
права приписать их к мужчинам. С этим, боюсь, не согласятся даже
они сами, за мужчин я и вовсе молчу. Если Маркс был
действительно настолько наивен, если взаправду надеялся таким
способом заставить себя и других забыть, что он еврей, то –
крупно просчитался. Никто не забыл. И ему не дали.
Мораль сей басни такова:
Принадлежность индивида к народу определяется отнюдь не
идеями, данным индивидом на предмет данного народа
высказываемыми (он их, иной раз, за малой образованностью, может
и вовсе не иметь), не чувствами, данным народом в данном
индивиде вызываемыми (ибо чувства – вещь неконтролируемая и
непредсказуемая – в том числе и к самому себе), но только и
исключительно – общностью судьбы, которую не выбирают, общностью
опыта, еще общими нашими предками из судьбы этой извлеченного,
общностью миросозерцания, поскольку – с одной кочки.
Именно миросозерцания, что еще не значит –
мировоззрения. По мировоззрению-то мне, к примеру, Ю. Ким или А.
Де Сент-Экзюпери куда ближе К. Маркса или Г. Ягоды. Но
принадлежность к народу или культуре не тем определяется, что ты
думаешь, а тем – как. Можно на самый, что ни на есть, библейский
сюжет прекрасную картину нарисовать, но не будет в ней ничего
еврейского (итальянцы эпохи Возрождения, к примеру, именно так и
поступали), а можно простое советское НИИ так описать, что...
ну, в общем, ни с чем не спутаешь.
Так откуда же взялось все это? Кому и зачем
понадобилось нормальное имя нормального народа в почетное звание
превращать, присваваемое, надо полагать, одновременно с
вручением переходящего красного знамени?
Может – пережитки советской власти?
Помните, как на родной нашей доисторической, к примеру,
пролетария от буржуя отличали? Правильно: не по отношению к
средствам производства, а только и исключительно – по идейной
убежденности. Который, ежели, в колхоз идти не хочет – тот и
кулак, хоть бы и была у него всю жизнь в одном кармане вошь на
аркане, в другом – блоха на веревочке. Даже при подготовке
очередного еврейского погрома – и то особый упор делался на
неправильное мышление в духе наплевизма и безродного
космополитизма. Ну так и мы туда же – куда конь с копытом, туда
и рак с клешней: не всяк, мол, тот еврей, который еврей, а
только тот нам еврей, кто еврейство свое возводит в степень
идейной убежденности. Знай наших! Не галахе чета!
А может, просто марокканцев испугались?
У них ведь, у марокканцев, лет 30-40 тому назад, все
проще было. Приехали из средневековой страны, где религиозное и
национальное сознание еще нераздельны, где каждый индивид, от
рождения до смерти, определен, пронумерован и к определенной
общине подшит. В патриархальном, традиционном обществе вопросов,
вроде: Кто я? С кем я? Чего хочу? В чем смысл моей жизни? – не
задают. Разве что в ситуациях катастрофических. (Теперь-то,
правда, говорят, и марокканцы меняются, но об этом – не нам
судить).
В Европах же вопросы эти в массовом порядке стали
подниматься годов тому уж сотни три, а с конца девятнадцатого
века встали они вплотную и перед евреями. Для русского, к
примеру, тот факт, что и Достоевский русский, и Чернышевский тож
– ничего непостижимого собою не являет. Также и немец ничуть не
удивляется, что есть у него в народе Дитрих Бонхёфер, а есть и
Альфред Розенберг. Так чем же нам мешает, что Альберт Эйнштейн
на Баал-Шем-Това не очень смахивает?
А может, это «детская болезнь»? Неизжитые иллюзии
времен розовой юности сионизма?
Тогда ведь, помнится, новую породу еврея выводить
собирались: счастливого и свободного, начисто забывшего обо всех
унижениях рассеяния... А не эту ли самую модель счастливого и
свободного, воспаряющего, отбрыкнувши левой задней проклятое
прошлое, мы в параллельном классе проходили? Так неужели же за
70 лет так и не сподобились разобраться, какая той модели цена?
На всем большом и разнообразном белом свете никому еще
никогда не удавалось никуда убежать от своего прошлого, потому
что прошлое – это не только строка в анкетной автобиографии –
это часть тебя самого. Все, что прожил ты тяжкого или
радостного, прекрасного или ужасного – все это тебя
сформировало, сделало таким, каков ты есть, таким и будешь ты
теперь жить, да еще и детям своим немало передашь по наследству.
Самое умное, что можно сделать с собственным прошлым, включая и
прошлое своего народа – это понять и принять его. Таким принять,
как было, а не таким, как хотелось бы.
Вот ведь как все просто: Исключить из евреев Леву
Троцкого, да и Беню Крика заодно (Действительно, где это видано,
чтоб галаха налеты одобряла? Да я их и сама не одобряю, в конце
концов!) – и можно уже не ставить себе вопроса, как же это
случилось, что в конце 19-го – начале 20-го века местечко наше
взорвалось изнутри. Что хлынули евреи тысячами и тьмами в
заграничные университеты, в политический радикализм, не говоря
уже о примитивной уголовщине (в русском и немецком блатном
жаргоне и по сю пору ивритских слов немало!). Что одна из дочек
незабвенного Тевье-Молочника за мужем-революционером в Сибирь
поехала, вторая – с мужем-жуликом в Америку удрала, а третья...
третья, таки да, крестилась...
Но все это нас, оказывается, уже не касается. Все эти
Марксы, Азефы, Блюмкины и Япончики, они же все были,
оказывается, вовсе и не евреи. Недостаточно добродетельны! По
конкурсу не прошли! И вот уже огромный пласт общего нашего
прошлого, крутой поворот истории, многое из которого нами еще не
понято, не осмыслено, даже из подсознания толком еще не вышло –
поспешно вытеснен, затемнен и отброшен.
Не наше прошлое! Я не я, и лошадь не моя! Не со мной
все это было! И не с моими предками! Потому как я завсегда был,
есть и буду правильный и хороший. Я к себе в предки только
соответствующих беру, да и события в свою историю с большим
разбором принимаю. В моей истории такого быть не может, потому
что не может быть никогда.
Можно, конечно, «исключить из евреев» Бориса Пастернака
за глупые его рекомендации (тем более, что он и сам не
претендует), но что же мы будем делать с тем фактом, что этим
глупым рекомендациям однажды чуть было не последовал ну жуть до
чего умный Теодор Герцель?
Смешной вопрос, верно? Или мы уже с вами, товарищи, не
советские люди? Или позабыли мы, как родная наша власть с
неудобными фактами обращалась? Не было этого! Никого у нас
никогда зря не сажали, и с голоду по колхозам не мерли, и
антисемитизма государственного никогда не было. Не было – и
кранты!
Так вот и будем брать пример с родной советской власти?
От прошлого открещиваться можно по-разному. Можно, как
Пастернак, поменять религию, а можно в евреи по конкурсу
принимать - большой разницы я не вижу. В галахе мне, честно
говоря, нравится далеко не все, но вот идея, что память есть
добродетель, а забывать свою историю грех – нравится. И даже
очень. Когда к прошлому демонстративно оборачиваются задницей,
оно нападает с тыла. Это уже не из галахи, это – из опыта. Не
только нашего, но и нашего тоже.
"Вести", 14.09.2004
Впервые опубликовано в "Заметках по еврейской истории".
О взаимоотношениях светских и религиозных евреев
|
