Вместо пролога

Мы репатриировались в конце 2003 года из России, понимая, что делаем и не имея никаких иллюзий. Фраза может показаться не очень ясной, и вот объяснение.

До репатриации я дважды был в Стране в качестве туриста – навещал родственников. Когда прилетел первый раз, вышел на трап самолета и почувствовал легкое, но точно диагностируемое блаженство. Это ощущение оказалось столь же устойчивым, сколь и труднообъяснимым. Оно не только не проходило, но усиливалось в таких местах, как Ерушалайм, Негев, Эйлатская пустыня. Это ощущение существовало в некотором смысле отдельно от меня, оно имело свою волю, свои биоритмы и, например, могло резко напомнить о себе чем-то похожим на пульсацию при виде кошерно снаряженного «харедимного» еврея в средневековых башмаках на каблуках и с оловянными пряжками.

Забегая вперед, скажу, что это ощущение не исчезло и не притупилось до сих пор - после почти года жизни в Эрец Исраэль. Оно лишь стало  привычным, и теперь я могу на его фоне испытывать раздражение, гнев, могу брюзжать и проявлять столь необходимую в здешней жизни настойчивость, граничащую то с хамством, то с истерикой, то с тем и другим сразу.

Но, возвращаясь к моему первому путешествию в Израиль, скажу, что потребовалось от силы дня три, чтобы я понял, что приехал, наконец, домой и что чувство блаженства, встретившее меня в аэропорту и неотступно сопровождающее повсюду, - не что иное, как чувство Родины, которого, как выяснилось, я никогда раньше не имел, несмотря на известное советское тщание в воспитании патриотизма.

Тут я еще вспомнил, что я еврей и задумался, что бы это могло значить....

Короче говоря, я возвращался в Россию только для того, чтобы закрыть все свои дела и обязательства, забрать семью и воссоединиться с родной землей. Видимо, я был убедителен, и мои домашние стали с нетерпением ждать загранпаспортов на ПМЖ и израильских виз. Итак, мы ехали на Родину, к евреям.

Вот что я имел в виду, когда писал выше, что, репатриируясь, мы понимали, что делаем.

Но вот, что следует сказать об отсутствии у нас иллюзий.

Если тебе под пятьдесят, если у тебя университетский диплом, ученая степень плюс гипертрофированная еврейская живость, равно способная принести славу или богатство, как и довести до тюрьмы и сумы, - можете быть уверены, что за 17 лет перестройки вы приобретете достаточно жизненного опыта, и этот опыт стоит того, чтобы ценить его в соотношении 1 к 3 к опыту «мирного» времени. 

В самом деле, ты проходишь через государственные перевороты, строительство рыночной экономики и демократии, через лихорадочный и бесстыдный разврат первоначального накопления капитала, беспредельную вольницу новых казаков в малиновых пиджаках, войны видимые и невидимые, дефолты, ренессанс КГБ, странные взрывы коммунальных домов, причины которых могут лучше объяснить уфологии, чем следователи,  новые государственные перевороты, декорированные под выборы, непрекращающийся раздел и передел собственности между политическими наследниками и восприемниками, - всего этого слишком много для 17 лет, это эпоха, и ты проживаешь целую эпоху, пока вдруг не осознаешь, что прожил ее не в том месте…

Там или не там – эпоха прожита тобой. Ты наживал и терял труднопроизносимые суммы денег, рядом с тобой не понарошку убивали твоих знакомых, а тебя убивали недостаточно хорошо, чтобы ты мог участвовать еще в одной авантюре, и еще в одной. Ты на собственной шкуре узнал, что такое пытки и унижение, что такое близость к византийским коридорам Власти, ты видел бесконечное падение человека и сам много раз начинал это заразительное движение, но что-то останавливало…

В конце концов, по приезду в Израиль ты равнодушно проходишь мимо витрин, которые маяками притягивали не видевших света Алимов 90-х. Больше того, тебя несколько шокирует сравнительная бедность ассортимента израильских магазинов, невозможность купить любимый сорт индийского черного и китайского зеленого чая, которые легко можно отыскать во многих магазинах сегодняшней русской провинции.

В нынешней России плохо пахнет. Но частный и смешанный сектор ее экономики достаточно динамично развивается и, если ты умеешь установить правильный баланс отношений со всеми ветвями русских властей, ты можешь зарабатывать очень хорошие деньги, которые большинству израильтян покажутся безумными. Вокруг безумных денег всегда вращаются деньги большие, средние и достаточные, - так что для экономической эмиграции из России в Израиль в настоящее время есть весомые причины только у полных идиотов и/или отпетых «халявщиков¹». Поскольку такая экономическая эмиграция  все же имеет место, можем лишь предположить, каким человеческим материалом «прирастает» сейчас Израиль.

Но не только магазины…  Раскидистое древо Интернета позволяет тебе срывать информационные плоды с маркой «сделано в Израиле» даже если ты в командировке, в какой-нибудь кошмарной «четырехзвездочной» гостинице в каком-нибудь Б-гом забытом Урюпинске, но с тобой верный ноутбук «Футжитсу», а в номере люкс есть не только унитаз, но и телефон!

С некоторым разочарованием ты узнаешь, что в стране твоей любви почти нет профессиональных mass media, зато много провинциальных чудаков с учеными степенями и без, которые тужатся осчастливить еврейский мир своим взглядом на вещи. Чудаки совершенно определенно подразделяются на корыстных и бескорыстных, но у тебя еще нет специфического опыта, чтобы понять, на чем зарабатывают первые и где ищут славы вторые.

Тебя немного удивляют израильские политики, особенно, когда они прилетают в Москву ради бесценной аудиенции с президентом. Когда ты видишь их взволнованные и полные самоуважения пополам с легким испугом лица по какому-нибудь из каналов Российского ТВ, в голову невольно приходит догадка: только что этот человек преподнес полицмейстеру золотой портсигар с надписью «Дорогому полицмейстеру от благодарных евреев».   Теперь он ждет разрешения на открытие лавки и сообщает всем, что его лавка открывается особым попечением его высокопревосходительства.²

Очень быстро ты неизвестно от кого узнаешь точное слово для обозначения Страны, в которую рвешься и без которой уже не можешь жить: Израиловка! – бесконечно любимое местечко, где есть все: от провинциальных идиотов и городовых с шашкой на боку до Шагала и его «влюбленных». От ядерных реакторов до усатых Пересов. От праведников до наоборот. От Б-г знает кого, до Б-г знает чего!

Разумеется, у тебя нет иллюзий относительно Израиловки. Если ты честен с членами своей семьи (а лучше быть честным), то у них тоже нет иллюзий.

-В конце концов, там живут не ангелы, а наши евреи, - предупреждаешь дочь, и с этими словами семья грузится в самолет.

Итак, мы прибыли в Израиль в конце 2003 года, зная, чего хотим, и без иллюзий.

И все же – сверх ожиданий

Большая швита или где мы это уже видели?

Нас встретила большая  швита государственных служащих. Мы стали ждать окончания швиты, желая записаться в ульпан, определить старшую дочь в школу и решить еще ряд проблем, которые обычно возникают у всех новых репатриантов. Прошел месяц, переговоры между правительством и Гистадрутом шли, забастовка продолжалась. Прошел еще месяц. Наконец…нет, забастовка продолжалась, но нам сказали, что совестливые чиновники министерства абсорбции, тайком принимают олим, у которых есть неотложные дела. Так и оказалось. Чиновник был смущен, он принес свои извинения и даже туманно высказался в том смысле, что эта забастовка никому не нужна, но начальство…

Чиновник сделал все, что от него требовалось и даже больше. Лишь опасение, что он может быть наказан за нелояльность к Гистадруту и собственному министерству, мешает мне публично поблагодарить этого славного человека.

Однако, как только наши неотложные проблемы были решены нелояльными чиновниками, у нас возникли вопросы непрактические, почти философские.

Что же такое Гистадрут, и что это за система такая в Израиле, где профсоюзные бонзы и правительство торгуются точно так же, как Люберецкие бандиты с Солнцевскими, деля  незаработанные деньги? При этом Гистадрут, содержащий банды адвокатов, ссылается на законы, которые сам же и проталкивал в Кнессете в те блаженные времена, когда там был один Гистадрут, да он же, да еще он, только с затылка. Точно так же Солнцевские и Люберецкие любят ссылались на «понятия³».

Мы слушали по радио Рэко каждый день, на какие суммы «попадает» отечественная экономика из-за этой швиты, но не услышали ни разу, чтобы какая-то из политических партий озаботилась тем, чтобы провести в Кнессете пакет законов, препятствующий цивилизованному бандитизму Гистадрута. Зря ожидали,- мы просто ничего еще не понимали в здешней жизни. Да и наплевать нам было на Гистадрут и Правительство, потому что гуляли мы теперь по еврейской земле под еврейским небом, и это само по себе было  причиной прекрасного и аполитичного настроения.Ульпан, оказывается, работал,  несмотря на швиту. Школа тоже. Дочь и я – мы отправились учиться с изрядным опозданием, но полные энтузиазма.

Образование

Школа.

Дочь попала в школу с очень хорошей репутацией. Школа и в самом деле оказалась хорошей. Во всяком случае, дочь впервые за 9 лет обучения в самых разных школах необъятной России, почувствовала себя раскрепощенной и «право имеющей». Свобода – вот главное отличие израильской школы от русской, - так сформулировала она свой опыт сравнения двух образовательных систем. Программы оказались очень похожими, методики – тоже. Но в сортире не рисовали и не писали неприличных надписей.

Зато такие надписи и рисунки делались на … Танахе.

После краткого пребывания в школьном ульпане, девочку перевели в специальный «олимский» класс. Наверное, идеологи создания олимских классов имели аргументы в пользу того, что собранные вместе дети репатриантов получат лучшие условия для абсорбции и образования. Аргументы, видимо, оказались не вполне состоятельными.

Собранные вместе, дети новых репатриантов быстро образовали свою субкультуру. Эта субкультура откровенно враждебна всему еврейскому: ивриту, сефруту и, особенно, - Танаху. Учащиеся ватиким и сабрим объявлялись в этой культуре тупыми и наглыми. Дети откровенны: они не считают себя евреями ни в каком смысле, они демонстративно не хотят говорить на иврите, предпочитая русский во всех ситуациях, и даже таких, когда его употребление исключается простыми правилами приличия (в классе несколько испаноязычных и англоязычных детей, не знающих ни слова по-русски).

В воздухе густо пахло антисемитизмом. Учиться большинство детей не желало принципиально, предпочитая, не прячась сильно, предаваться чувственным наслаждениям, таким как секс и алкоголь. Педагогический персонал школы использовал следующие методы воспитательной работы:

-снижение учебных требований (объясняется принципом «демократического большинства»: если большинство не может или не хочет, то и не надо),

-использование русского языка при проведении классных часов,

-замалчивание любой проблемы, которая либо представляется неразрешимой, либо может нанести ущерб репутации педагога, школы или системы.

Учителя  несомненно не могут самостоятельно корректировать Закон о возвращении. Они поставлены в те идиотские условия, когда вынуждены поддерживать государственную ложь, для которой уже невозможно найти оправданий. Но, втягиваясь в   систему поддержания лжи, школа делает то, что ее саму убивает: она лицемерит, она подменяет реальные учебные и воспитательные задачи мнимыми и, часто, - откровенно вредными.

Израильская школа, как и советская в былые времена, помешана на идеологии. Не важно, что является «пунктиком»: коммунизм, демократия, коллективизм или «шалом». Любые политические доктрины, воспринимаемые без изрядной доли юмора и излагаемые без самоиронии -  это с высочайшей вероятностью - фашизм. Потому что все равно, за что один человек может «изничтожить» другого, не выслушав его доводов против «святого». Это все мы видели в России и не хотели увидеть в Израиле, но увидели. Что делать! В Израиле не живут ангелы, здесь живут всего лишь евреи, наши евреи!

Нет, в самом деле, мне удалось, например, несколько раз задавать детям, окончившим разные израильские школы, один и тот же вопрос: какие недостатки демократической системы правления вам известны? Оказалось, что дети «проходили» только достоинства  и – помногу раз. Мой вопрос ими же воспринимался, как провокационный, почти неприличный…

Однако, при всем этом, моя дочь чувствует себя счастливой именно в израильской школе. Она нашла себе друзей – интеллигентных и воспитанных детей, «которых – барух а-шем! - у нас еще есть!» В конце концов, у нее уже очень приличный иврит и почти ничто   не мешает ей перейти, наконец, в обычный - не антисемитский – класс к этим ужасным ватиким и сабрим. Она очень довольна большинством учителей, которые не позволяют себе, как многие учителя в России, унижать детей и демонстрируют высокое профессиональное мастерство.

Я же думаю, что система образования, говоря мягко, не очень хороша, зато очень политизирована и очень конъюнктурна. Что искупается пока еще высоким качеством нашего еврейского учительского «материала» и всегда -   необъяснимой живучестью нашего народа и другим чудесами, которыми полна эта земля.

И это пока все о школе, - пора про ульпан.

Ульпан.

Из суеверия иврит я не учил до того момента, пока не ступил на землю Израиля. А тут швита. Стал учить сам по самоучителю. Когда меня направили в ульпан, я уже мог сказать, хотя и с ошибками в управлении: Лифней ходеш ани бати ле Исраэль ми Русия , щеголяя употреблением прошедшего времени, что и не замедлил сделать на собеседовании, целью которого было определение моего уровня подготовки. Меня определили в самую хорошую группу, которая занималась уже два с половиною месяца. Занятия вели две учительницы по очереди. Некоторая неизбежная путаница, конечно, возникала из-за этого, но не всегда и не очень сильная. Зато учительницы были очень яркими, интересными людьми, совершенно непохожими друг на друга, но обе с любовью к ивриту и с интересом к людям. Они были безусловно компетентны и дали нам столько, сколько мы смогли взять. Один раз в неделю нас еще развлекали каким-то предметом, название которого я так и не могу до сих пор сформулировать. Это было что-то вроде смеси из светской истории Израиля, Танаха и политинформации. О качестве преподавания ничего сказать не могу, пока не пойму, что все-таки нам преподавали. У меня, однако, есть подозрение, что эти уроки должны были политико-мистическим образом способствовать нашей абсорбции через знакомство с историей и культурой Эрец Исраэль. Как и утренники, которые руководство ульпана проводило в связи с большими национальными праздниками, например, Ханукой. Утренники проводились по классической схеме. Готовился монтаж: т.е. лучшим из лучших раздавались коротенькие тексты  патриотического содержания на иврите, которые нужно было по очереди зачитывать с листа, чтобы ничего не напутать. Чтение сопровождалось символическими действиями, например, зажиганием ханукальных свечей. Разучивались песни, и те, кто мог петь их – пели, когда руководитель утренника подавал соответствующий сигнал. Все это было очень мило, потому что все мы были в Советском Союзе октябрятами и, как писал в свое время Л.Н. Толстой, человеческая глупость, если она не злая, способна быть трогательной.

Иногда преподаватели вызывали сочувствие. Например, в связи с той же  Ханукой. В ульпане дело о Хануке излагали так, что чуду, случившемуся в храме, предшествовала национально-освободительная война  «еhудим негед явваним». Проблема в том, что к этому времени я начал читать наши газеты, правда, по-английски. В Аарец   прочел очень убедительную статью профессора Стивена Плаута, посвященную Хануке. Явно знающий историю профессор напоминал, что война была на самом деле гражданской, т.е. «еhудим негед еhудим». Вот ведь что было-то:  собственно еврейские евреи, бывшие в меньшинстве,  восстали на еврейское эллинизированное большинство и – победили. В ульпане, конечно, об этом знали, но, видимо, сочли неполиткорректным  рассказывать, как оно было на самом деле. У всякого выходца из России, если он не совсем дурак, - чуткое ухо на фальшь. Мы способны различать тончайшие ее оттенки. В этом отношении простодушным израильтянам, пускающимся на детские хитрости, до нас далеко. Сабрим делают честные глаза   и думают, что мы не слышим неловкости в их голосе.

Ватиким умеют даже управлять голосом и редко испытывают смущение, но их выдают паузы и дыхание… 

Впрочем, хорошие люди не умеют врать, если только они не профессиональные разведчики. А нас учили, как я говорил, хорошие люди и никакие не разведчики, а две замечательных еврейки. Им было чуть-чуть не по себе, и они торопились скорее миновать почву исторической науки.

Минуем и мы поскорее эту почву, потому что в Эрец Исраэль есть куча замечательных вещей, незатейливо радующих еврея и никак не связанных с политикой и свободой слова. Например, небо и хумус.

Так вот: в Израиле необыкновенно чистое небо и очень вкусный хумус.

Я ищу работу

Многие мои приятели и приятельницы по ульпану работали чуть ли не с первого дня пребывания в Эрец Исраэль. Выбор сфер деятельности был, конечно невелик: леди – никайон, джентльмены – никайон же или, если повезло, - шипуц! Не видел и не вижу в этом ничего обидного для племени новых репатриантов. Ну, куда еще без свободного владения языком, знания обычаев и правил местного делового оборота? Конечно, тот,   кто был в России хорошим электриком, без большого труда разберется в местных электрических шкафах и пробках. Однако, надо знать еще кучу формальных инструкций, есть еще техника безопасности, нормы отчетности и – все на иврите. Кроме того, люди стадные существа, евреи – люди и болеют тем же, что и все люди на свете. Конечно, на хорошую работу склонны взять человека из своего стада: лучше даже знакомого или по рекомендации знакомых. Это даст моральное право так же точно рекомендовать своим знакомым своего родственника или близкого друга. Новый репатриант – чужак, и работа, которая не требует каких-то особых способностей или чрезвычайных усилий, но хорошо оплачивается, - такая работа в общем случае не про нас и нечего ныть вместо того, чтобы учить иврит, познавать жизнь, излучать веселье и приближать время своего торжества…над очередными новыми репатриантами. Это так просто и понятно, что не стоило бы и говорить об этом, если бы не скандальные публикации и публичные выступления об особо циничной эксплуатации русскоязычных и просто русских израильтян в Израиле. Глупые это заявления, если не сказать – просто пошлые. Во-первых, когда в Израиле вы устраиваетесь на работу,  у вас не просят показать то место, где должны  быть следы от брит мила, но вместо этого стоит тату со словом Шалом…или с бессмертным «Бей жидов – спасай Россию!»  На вас смотрят, как во всем цивилизованном мире, пытаясь оценить, что с вас можно иметь, т.е. сколько заработать. Чем хуже вы знаете язык и местную жизнь, тем больше на вас можно заработать, не напрягая головы. Средний израильтянин меньше всего любит напрягать свою голову в хамсин, до хамсина и после него. Поэтому, если ему удается обжулить вас на 200 шекелей, потому, что вы не в состоянии понять условия договора, составленного на иврите, он считает, что прожил этот день не зря.⁴ В благодарность за это, он – средний израильтянин – любит вас, причем уже совершенно бескорыстно. Так что все разговоры об эксплуатации на почве ксенофобии – это не для Израиля. Это, скорее, для России.

Мне приходилось видеть таджиков на московских стройках. Это нельзя показывать детям или бывшим узникам концлагерей…  Правда, говорят, что сейчас их положение улучшилось, но поверить в это трудно.

Зато у нас в Израиле создана система совершенно бессовестной эксплуатации, которая компенсирует природную еврейскую незлобивость. У этой системы есть название, но – все по порядку.

Дело в том, что мы ступили на землю Израиля, имея собственных денег 15 долларов в моем левом кармане. Если бы я был праведником, у нас не было бы и этих денег, поскольку – по совести – я их должен был бы отдать в счет долгов.

И это были все деньги, которыми располагала моя семья. Еще у нас были 10 клеенчатых сумок с барахлом и, оставленная у родственников в России из-за отсутствия средств на багаж, библиотека. Почему так случилось – это отдельная история, тянущая на роман в комбинированном жанре фэнтезийного триллера. Роман этот написан и припрятан в надежном месте до лучших времен, когда уйдут из этого мира сильные мира сего, с которыми мне пришлось – не про нас это будет сказано в будущих временах – иметь дела. И пусть Г-дь сделает так, чтобы они ушли раньше меня, чтобы я успел получить за этот роман деньги и сделать цдаку, о которой знаем только я и Он.

Как уже говорилось, благодаря нелояльности чиновного пролетариата, мы исправно получали деньги из корзины абсорбции,  и нам их хватало. Ясно было, однако, что у этого источника есть дно и что недалек тот день, когда мы это дно увидим.  

Как это стало часто со мной бывать после 45 лет, я точно знал, чего хочу. Я хотел работы, которая давала бы мне при определенных условиях возможность практиковаться в устном иврите или продолжать самостоятельное изучение языка. Таким требованиям отвечала работа по уходу за престарелыми (метапэль) или  в охране (шмира). В газетах были многочисленные объявления о том, что требуются те или другие, но, когда я звонил по указанным в объявлениях телефонам, - попадал в тот или иной «Коах Адам».

-Ну и что! – сказал я себе. -     Все твои «одноклассники» устраиваются на работу через многочисленные организации с замечательным и вдохновляющим названием «Коах адам». Вставай и иди туда, или ты не такой, как все? Если ты не найдешь работу, ты приобретешь опыт, напишешь в газету и заработаешь деньги (я еще не знал, что в «русских» газетах статья на 9000 знаков не позволяет пообедать одному скромному человеку в ресторане средней руки).

Дело в том, что я кое-что слышал об этих самых Коах Адамах. Эти конторы стоят между работодателем и наемным работником. Вместо прямого контракта между первым и вторым заключается пара контрактов: между работодателем и Коах Адамом, с одной стороны, Коах Адамом и наемным работником, с другой. Не вдаваясь в юридические подлости этого дела, скажем сразу, что это позволяет работодателю экономить деньги на налогах и социальных выплатах, а Коах Адаму грести совершенно сумасшедшие деньги (до 50% от заработной платы наемного работника) весь срок, пока работник трудится на работодателя. Это ничего общего не имеет с мировой практикой рекрутинговых агентств. Такого нет даже в России. Это ближе всего к рабовладению, но значительно лучше его, потому что работник все же может прервать свои отношения с Коах Адамом обычно без травли собаками и суда Линча. Коах Адамы, на мой взгляд, несовместимы ни с принципами рыночной экономики, ни с Галахой, ни с элементарными представлениями о порядочности. Но, оказывается, у нас есть кое-что и похуже этих контор. И мне повезло: я вляпался сразу.

На доске объявлений было написано по-русски: «уборка,  шмира и другие работы с гарантией»,  дан номер мобильного телефона и – «спросить Иру» (имя, конечно, изменено).  Я позвонил и услышал властно-пренебрежительное, но с заученной сердечностью:

-Приходите и подождите, если меня не будет, минут 5-10! Работа есть, надо знать, чего вы хотите. Все устроится!

Ждать пришлось минут двадцать, но, дождавшись, я увидел уставшую даму лет 45 и услышал не очень внятные объяснения, почему она задержалась. Зашли в маленькую конторку, где дама преобразилась и стала участливо рассказывать мне о правилах жизни в ужасно непорядочном израильском обществе.

-Интересно, на чем будет «кидать» и как, - думал я, глядя на нее теми просящими глазами, которыми должен смотреть на потенциального спасителя оле хадаш. И еще подумал я:

-Если я начну хвастаться, она точно решит, что я лох и не будет тянуть резину.

Я начал хвастаться. Это не сложно: просто начинаешь говорить, остальное все делает за тебя природа.

-Мы оказываем информационные услуги, - нетерпеливо прервала меня дама, - это стоит 100 шекелей. Вы платите 100 шекелей, подписываете договор, и мы вам подыскиваем работу.

-Всего сто шекелей? - изумился я, полагая уже про себя, что здесь, наверное, нагревают на хорошие деньги. – А можно посмотреть договор?

-От ста до трехсот до предоставления работы, - поспешно поправилась моя благодетельница Ира, кинув на меня недовольный взгляд. - И от 600  до 1200 шекелей с первой заработной платы.

-И это все? - продолжал я честно разыгрывать идиота.

-Все, - честно ответила Ира, и я понял, что это только начало. – А зарплату вы будете получать здесь, у меня, наличными.

При слове наличные Ира понизила голос и сделала доверительное выражение лица. В ответ я сделал растерянные глаза и спросил, слегка запинаясь и тоже понизив голос:

-А зачем наличными?

Вот тут Ира поверила окончательно, что я идиот.

-Вы будете получать пособие – прожиточный минимум – и деньги за шмиру, понимаете?

-Да, - бодро сказал я, радуясь, что разворачивающаяся схема аферы мне понятна. Т.е. мне понятно, на чем «сделают» государство. Но мне еще интересно, будут ли при этом «кидать» и «подельщика», т.е. меня.

-И сколько мне будут платить? – спросил я Иру.

-Десять шекелей в час, - не моргнув глазом ответила она.

-Десять шекелей? Эк, они, однако! Зато вероятность, что меня «кинут» невелика, - подумал я, но… - А сколько раз в месяц я буду получать деньги? – спросил я простодушно.

-Один раз, - с возмущением ответила Ира, - здесь никого не обманывают!

Опустим занавес над этой историей именно на этих символических словах.

И, вообще, завершим тему, потому что, о чем это я? Таких агентств, как Ирино, видимо, не меньше, чем Коах Адамов. Вместе они образуют первый этаж паразитарной израильской экономики. Ясно, что эти конторы нельзя просто отменить: они следствие уродливой системы налогообложения и совершенно нереалистического трудового законодательства. Они создают в почти социалистическом Израиле класс париев, не различая ни цвета кожи, ни национальности! Они лишают массы израильтян львиной доли заработной платы, а, значит, обескровливают потребительский рынок и работают на снижение деловой активности в секторе мелкого бизнеса. Они делают Израиль не страной Книги, а страной мелких жуликов.

Вот таков этот первый этаж нашей экономики. Конечно, первый этаж – не фундамент. Но и я не Биби, а простой оле хадаш, но только видавший виды.

Назло Ире я буду законопослушен.

На зависть   Биби - честен.

И на радость своим близким и всем евреям – весел и здоров!

И да будет так хотя бы то время, которое нам с вами нужно, чтобы понять, что наворочено в этой стране – лучшей на свете!

Я твой еврей

И вот еще что: на 92 день своего пребывания в Эрец Исраэль я стащил с головы бейсболку и нацепил на себя кипу. Это выглядело примерно так, как если бы Арнольд Шварцнегер воткнул в свои непокорные кудри крашеное орлиное перо, перед тем взяв в руки пару базук и опоясав чресла перевязью с гранатами и противотанковыми минами. Ну, блин, - не дождетесь! - остервенело обещал я кое-что кое-кому. Но, успокоившись, устыдился собственной грубости, взял свои слова обратно и стал думать. И вот о чем.

Никто не сможет найти среди моих предков ничего отличного от еврейки или еврея, потому что таковых не было среди моих праматерей и праотцев. Мои родители хорошо знали, кто они. Я – нет! Зато они не верили в Б-га, а я, сколько себя помню, - верил. Но я не был приобщен к еврейской традиции, да и, вообще, - ни к какой традиции. Ведь нельзя же считать традицией некую безвкусную смесь из абстрактного гуманизма, теории классовой борьбы и обрывков христианства, крамольно выуженных из сочинений Льва Толстого и Федора Достоевского! Как долго – целую вечность – я бродяжничал со своей безродной верой в поисках своего Храма, но чувствовал только одно: я чужой здесь, вера моя несуразна и неуместна! Что у евреев есть своя вера, есть договор со Всевышним, есть миссия, и что сам я – неприкаянная сторона того самого Договора, - об этом я узнал не сразу, а узнав, понял, что все это относится лично ко мне, через много лет после формального и отчасти фрондерского самоопределения в качестве еврея. Да и понял ли вполне – не могу взять на себя смелость сказать «да».

Дед по матери был социалистом и революционером. Он считал себя коммунистом, которому родители по невежеству сделали брит-милу. Бабушка, по рассказам матери, была набожна, но покорялась во всем властному мужу и молчала. Умерла она рано, я не знал ее. Отец моего отца был простым добрым и трудолюбивым евреем, он не увлекался новейшими политическими доктринами, шил шапки и воротники, за что, видно, и был посажен в сталинские лагеря как шпион, где провел страшные годы с 1937 по 1953. Бабушка до 1943 года (пока отец в 16 лет не поступил добровольцем в Красную армию) пряталась сама и прятала детей, уберегая их от сиротства и детского дома. Всевышний сберег всех, но дедушка и бабушка никогда не говорили со мной на темы, которые могли бы быть истолкованы, как политические. По таинственной, но реальной причине еврейская тема всегда воспринималась как «политическая». Отец, уцелев, стал советским офицером, коммунистом «по умолчанию». Национальный вопрос в доме не обсуждался.

Семи лет я попал в больницу в связи с модной тогда операцией по удалению миндалин. Со мной в палате был еще мальчик лет 12 или даже 13. Были и другие дети, но я их не помню. Мальчика же я запомнил вот почему. Он сказал мне:

-Если ты пробежишь на четвереньках через всю палату и пролезешь у меня между ног, я открою тебе страшную тайну.

Что вы думаете? Может быть, вы и думаете, но я не стал тратить на это время. Я пробежал на четвереньках через всю палату, выбирая самый дальний маршрут, чтобы было честно, и попытался пролезть между тощими Сциллой и Харибдой, чтобы узнать тайну. И – вы не поверите - узнал! Мальчик уселся на меня верхом и закричал во весь голос, торжествуя:

-Ты еврей, ты еврей, ты еврей!

Я был очень сильным ребенком. Просто несуразно сильным. Я встал и сбросил с себя бесчестного обидчика, как будто его и не было на моей спине. Но обида была непереносимой: я думал, что меня обманули. Я заплакал. Мальчик был незлой. Ему стало жалко меня и, чтобы меня утешить, он стал говорить:

-А я тоже еврей. Я даже умею говорить по-еврейски и тебя научу, хочешь? – I’m going to the cinema!

Так я в первый раз я услышал, что я еврей. Как видите, первую фразу на «родном языке» я запомнил. Почему я вообще все это запомнил так хорошо, - не пойму до сих пор. Важно еще почему-то, что мы носили линялые пижамы в синюю полоску и матерчатые серые тапочки. Потолки были высокими, подоконники – мраморными, а за окном – сырая зима длиною в целую жизнь.

Были две другие истории, случившиеся приблизительно в это же время. Я, однако, не могу расположить их в хронологическом порядке. В этой невозможности упорядочить время что-то есть. Но – смотрите сами!

В нашем дворе были большие мальчишки. Они жили своей отдельной жизнью и, когда вмешивались в нашу жизнь, это походило на вторжение иноплеменных. Однажды они сделали тугой лук и к нему стрелы с острыми стальными наконечниками. Эти стрелы с такой силой втыкались в стволы деревьев, что нам не под силу было вытащить их, и это веселило дикарей-гигантов. Но они придумали себе еще развлечение. В соседнем дворе жил умственно отсталый мальчик, эпилептик. Он принадлежал к местной «титульной нации». Я знал об этом, потому что все дразнили его, упоминая это обстоятельство. Скажем, мальчик по национальности был коряк. Звали его Вова.

Большие притащили Вову в наш двор, наставили на него натянутый лук с острой стрелой и приказали ему встать на колени. У Вовы всегда изо рта текла слюна. Он плохо говорил и, когда волновался, мычал. Я таким запомнил его: он стоит на коленях, плачет, мычит и размазывает по лицу слезы и слюни.

В этот момент с небом что-то случилось. Оно лопнуло и распалось на маленькие прозрачные пузырьки, которые стали падать снизу вверх, а другие - слипались и падали сверху вниз. Это было так, как будто упал густой-густой туман, потому что солнце превратилось в тусклое пятно, а звуков больше не стало вообще.

В этот момент я абсолютно точно понял, что я тоже коряк, как Вова, но что никто этого не знает и что это страшный грех, потому что его, Вову, мучают вместо меня.

Я очень долго считал себя грешным коряком, и это – без иносказаний. Небо, лопнувшее столько лет назад, так и не пришло в порядок. Я выучил с тех пор кое-какие науки и в состоянии объяснить этот случай без помощи психиатра. Но я не могу вернуть небо на место и жить так, как будто я никогда не был коряком.

Другая история проста и прозрачна. Старшеклассники отловили меня в школьном туалете и потушили о мое лицо окурок. Тушили медленно, что-то при этом говоря. Я не могу утверждать, что это была антисемитская выходка, потому что от боли не слышал, в чем меня обвиняют. Я так же не помню, была ли таким образом потушена одна сигарета или больше. Помню только, что я очень боялся, что о происшедшем узнают родители. История была грязной и, таким образом, я сам становился причастен грязному, а это мне было строго-настрого запрещено. Конечно, родители все узнали. Насколько помню, последствий протест моих родителей не имел. Много позже я понял: школа была элитной, а мой отец был всего лишь армейский офицер, да еще еврей и отец коряка.

Вот три истории к ряду, из которых следует, что мои экстатические состояния, когда я благодарил Всевышнего за то, что он создал мир таким прекрасным, а меня – таким счастливым, были несколько парадоксальны. Но – не в большей степени, в какой этот мир вообще парадоксален.

Впрочем, я рассказал эти истории вовсе не для того, чтобы сделать такое банальное умозаключение и не менее банальную оговорку. Просто так получилось.

Насчет экстатических состояний – все очень серьезно. Я молился. Чаще всего я обращался к Нему с тем, что теперь могу назвать «брохим»⁵. Тлунот⁶ удавались почему-то хуже, а, может, я их просто забыл, инстинктивно избавляясь в памяти от всего тяжелого.

Если сверстники заставали меня за молитвой, они немедленно решали, что я предаюсь искусству пародии и присоединялись ко мне с гнусными завываниями и дикими гримасами. Но они это делали совершенно беззлобно, и я никогда не сердился – просто уходил и – все.

От взрослых я таился очень умело и, должен сказать, Всевышний дал нам, детям, действительно прекрасный набор инстинктов, позволяющий выживать в очень агрессивной среде: меня не разу не поймали за молитвой!

Меня ни разу не застали за молитвой. Может быть, именно благодаря этому мне удалось вырасти и не превратится по дороге в монстра.

Дорога была длинной, и она совершалась большей частью с наступлением ночи…

Я заходил в разные храмы и даже сподобился кое-что выучить из буддизма, даосизма и еще чего-то такого неглупого, кажется, суфизма.

Из храмов меня выбрасывала какая-то неведомая мне сила. Она делала это так решительно и жестко, что войти повторно я мог только с колоссальным напряжением воли. Но зачем же напрягаться?

Я так и не смог заставить себя прочесть Коран. Тексты его были враждебны, - я физически ощущал удушье и эманацию ненависти от непримечательных страниц русского перевода. Замечу, это было тогда, когда я никак еще не связывал себя с еврейством и иудаизмом.

Однажды, дожив по некоторым шкалам до середины жизни, я зазевался посреди степи, выслушивая отчет о том, сколько газа и нефти обнаружено на моих землях. Подул сильный ветер и занес меня прямо в Москву. Я припарковал машину возле синагоги, вернее метрах в ста выше нее. Идти вниз было легче, чем вверх. Я пошел вниз, потому что не было никакой цели и смысла в том, что я делаю. Поравнявшись с синагогой, я решил зайти.

-В конце концов, - подумал я, - я ведь ничего не знаю об этой вере. У нас, коряков… Коряков? Кажется, слышал я, что обо мне говорили что-то другое. Тогда, в больнице, когда удаляли гланды. И потом много раз.

Зайду, в этом есть что-то от пути Дао.

Я вперся в бейт-кнессет без кипы и заявил, что желаю говорить с самым что ни на есть главным раввином Поднебесной. Мне дали кипу, проводили на второй этаж, и там долговязый тощий еврей преклонных лет задал совершенно идиотский вопрос:

-А вы уверены, что Вам надо к главному?

В чем я мог быть уверен?

-А в чем я могу быть уверен? - ответил я, не желая мучить себя размышлением над ответом.

-Тогда я расскажу Вам все, что вы хотите, но в чем не уверены - обрадовано сказал долговязый, которого звали – да, он ведь представился – Яков. Яков был раввин, но не главный, а так, просто еврей. – Еврей не обязан верить в Б-га, - торжественно произнес Яков, - еврей должен соблюдать Заповеди!

Мне понравилось, что сказал Яков, потому что я уже знал: вера – дар, нельзя обладать даром по собственной воле. Зато про Заповеди – это было для меня ново. Я хотел узнать, что должен я исполнять и почему, если я, в самом деле, уже не коряк.

-Я хочу книг!

-О! - обрадовался тощий раввин, - у меня как раз есть для Вас дома прекрасные книги. Я продам Вам их недорого, если вы не стеснены в деньгах.

Так среди всякого мусора я приобрел двуязычные издания Торы и Сидура.

Но тут снова налетел ветер. Он выдул из-под моих ног Москву, степь с нефтяными и газовыми полями, Россию и я очутился в Израиле в качестве туриста. Пока я гостил, размышляя на досуге, как по возвращению в Россию я все раздам бедным евреям и корякам, чуткие на малейшую слабину новые и новейшие русские сделали бедным меня. Но это уже не было так важно.

Около полувека назад сообщенная мне в больнице тайная истина дошла до меня: я еврей и, постаравшись, смогу скоро молиться по-еврейски: так как требует того моя природа и Договор, некогда заключенный с Ним моими предками!

Так вот, дорогие мои дамы и господа. Переехав в Израиль на ПМЖ, я с болезненным недоумением обнаружил, что здесь есть немало мест, где стыдно и даже опасно молиться!

Есть сообщества, в которых этнические евреи даже преобладают, но где ношение кипы или – не про них сказано – черной шляпы! – это не просто дурной тон, это – преступление против всего лучшего, что создала человеческая цивилизация. Эти люди презирают и ненавидят все еврейское, все религиозное. О, я узнал, что есть даже влиятельные политические партии, которые торжествуют всякий раз, когда им удается публично оскорбить религиозные чувства евреев. Наконец, я обнаружил, что почти все наши священные тексты являются с точки зрения здешнего политического истэблишмента шовинистическими и милитаристскими, потому что видят Иерусалим и Храм еврейскими (а какими еще?).

Я почувствовал себя ребенком, которому снова надо таиться. Но я стал уже матерым ребенком. Я надел кипу, как Шварцнеггер…

Иногда полезно задуматься. Подумав, я укрепил кипу на голове попрочнее, но вынул из нее раскрашенное орлиное перо. Я просто сказал себе и так кому-нибудь, - в воздух, кто услышит:

-В отличие от Вас, я уже был коряком, а вы только стремитесь к этому, думая, что это самоновейшее изобретение человечества. Вы ничего не найдете там, кроме пустоты и поражения!

Нет никакого Нового Гуманизма, разве вы не видите, что вас морочат?

Вас научили новому пошлому символу лживой веры: «ЛЮБАЯ ГРЯЗЬ ЛУЧШЕ СМЕРТИ», но лишь для того, чтобы вы сдохли в грязи.

Прекрасное ивритское слово «шалом» дали языческому божку: жестокому, похотливому и убогому.

Но я больше не хочу об этом. Потом, позже…

***

Лучше поднимусь по каменистому склону в бейт-кнессет, разместившийся в караване⁷, и буду неумело молиться на родном языке.

Люди, холмы, небо.

Я твой еврей, Г-ди!

 

Чего тут только нет

Когда мы собирались в Израиль, почти все остающиеся в России евреи с ужасом говорили:

- Как вы решились? Там такая жара!

Другие евреи, имеющие хороший бизнес и замечательные – едва ли не бескорыстные – отношения с новыми русскими властями, говорили еще и так:

- Я вам удивляюсь! Это такая деревня, где есть только бардак⁸, пальмы, арабы и жара!

Жара, как видите, упоминалась в любом случае.

Мы, однако, собирались так быстро и нам так хотелось поскорее попасть в Израиль, что эту часть «Плача остающихся»⁹ мы даже не приняли к размышлению. Сказалось и то, что я был в Израиле, но -  в ноябре, а это не то же самое, что в августе.

Так вот, в Израиле, как быстро выяснилось,  все вышеуказанное есть: и бардак, и пальмы, и арабы, и жара. Но жары - больше всего. Ее даже больше, чем бардака. Она входит в полную силу в июле – августе и царит эти два месяца безраздельно. В другие времена, она присылает своих диких всадников – хамсинов: горячие жгучие ветры из Сахары, превращающие  жизнь в тест на выживание продолжительностью от одного дня до недели с завидной периодичностью. Тут главное не забывать пить воду. В противном случае не пройдет и часа, как ваша кровь превратится в густую массу,  с которой самое старательное сердце перестанет справляться еще через час.

Если в августовский пик жары вы оказываетесь еще и на берегу Средиземного моря где-нибудь в Хайфе, Тель-Авиве, Нетании, Ашдоде -  высокая температура будет усугублена еще и высокой влажностью. Ах, «высокая влажность» это слишком научно, а потому не дает никакого представления о том, с что с вами сейчас будет! Вы имеете дело сначала с невинной вполне дымкой над морем. Дымка появляется утром после восхода солнца и становится все гуще и мощнее, пока к полудню вы не начинаете понимать, что это – океан горячего пара и он неотвратимо движется в вашу сторону. Бегство со своей земли недостойно еврея, даже, если это земля под крышей и взята «на съем». Если у вас есть деньги, закройте все окна и двери, включите кондиционер и молитесь, чтобы «Хеврат хашмаль»¹⁰ не решил объявить забастовку именно сейчас.

Если у вас нет денег, попробуйте убедить себя в следующих вещах:

-находится под мазганом¹¹, который вы оплачиваете из своего кармана, вредно для здоровья,

-русские не дураки, а ходят в русскую же влажную парную и ничего: пьют водку, бьют морды, обзывают нас жидами и ничего им не делается, несмотря на неправильное питание, скверное поведение и дурной характер,

-влажная жара – это не самое худшее, что могло бы случиться. Например,   Вавилонский плен, по мнению специалистов, – хуже…

И, если это не вавилонский плен, - лягте, расслабьтесь, откройте любимую книгу, полузакройте глаза, нащупайте рукой холодильник, чтобы доставать воду, не меняя положения тела и – если Вам повезет, вы встретите ночь в той же позиции, которой я Вас только что обучил.

Ночью же должно стемнеть! Проверьте, в самом ли деле стемнело на улице или Ваши глаза изменили положение  с «полузакрыты» на «закрыты совсем». Для этого надо просто открыть глаза. Уверен, вам удастся это с первого раза.

Если все-таки возникли затруднения, и Вы не можете отличить сон от яви,  жизнь от, гм, - наоборот, - подумайте о нашей внутренней политике. Вот так. Не надо кривиться: это не теплый квас в Песах! Теперь – о внешней! Не хотите, стыдно? А надо! Великолепно! Теперь о палестинской проблеме. Еще чуть-чуть! Достаточно. Можно дышать. Теперь скажите честно, Вам хочется еще открывать глаза?

***

Все-таки, дамы и господа, отдайте мне должное: мои рекомендации всегда попадают в цель! Что значит свежий взгляд в сочетании со скромностью и преданностью наукам!

           

***

           

Но в сентябре, когда жара спадает, оказывается, что бардака, все-таки, больше, чем жары. Просто из-за жары его не было видно.

Но самое главное, что из-за жары не было видно нас, евреев. Мы попрятались! Но не просто так!

Мы спрятались в засаде!

Весь Израиль сидел в засаде и точил длинные ножи.

Надо задать вопрос в стилистике сказок моей бабушки Ханны:

- Эй, евреи, на кого ножи точим?

А евреи отвечают и тоже, как в сказке:

- А здесь не пролетал большой кугл¹² и с ним много бейгл¹³?

Теперь догадались?

  В июле Кнессет делит деньги¹⁴, в августе принимает государственный бюджет, а в сентябре на первый план выступает бардак, потому что евреи выскакивают из засады делить деньги еще раз, но уже по справедливости.

И тут начинается такое, что можно даже неплохо заработать, если сдать Израиль в Голливуд и снимать тут фильмы ужасов.

Откуда-то из-под земли доносится гул, и страшный голос с толстыми усами сокрушает слабые еврейские души:

- Я удушу, - рокочет голос. – Я удушу эту землю мраком, гладом и бредом!¹⁵

Конечно, это знакомый нам уже Гистадрут грозит всеобщей забастовкой тех, кто никому не нужен, но от кого здесь все зависит.

Мгновенно с чиновников и портовых бонз берут пример муниципальные мусорщики и под непонятными никому лозунгами дать им денег покрывают улицы городов обрывками газет, пластиковыми бутылками, банановой кожурой и дерьмом, природа которого известна только муниципалитетам.

Работники Больничной кассы «Всеобщая клизма» тоже прекращают работу. Но не все, -  чтобы евреи не догадались, что в компьютерах «Клизмы» записаны только их болячки, а выздоровление – на небесах.

Учителя перестают учить в школах слову Шалом, злорадно представляя себе, как  захламленные улицы заполняют беспризорные дети с лицами перекошенными ксенофобией и милитаризмом, кричащие о своей готовности хоть сейчас идти на службу в ЦАХАЛ¹⁶.

Неразгруженные суда мычат, как недоенные коровы, собравшись в бестолковую очередь от Хайфы до самой Одессы.

Словом, в этой стране и в это время работают только те, у кого нет денег, у кого нет прав и кто зарабатывает мошенничеством именно в это время года…

Так что даже самый ультраправый еврей, если у него есть капля совести, не сможет сказать, что в Израиле арабов больше, чем бардака. Нет, в Израиле бардака больше, чем арабов. На сегодняшний день только бардак препятствует превращению еврейского государства в арабское. Потому что арабам пока хватает своего бардака, и они ждут, когда мы исправимся.

***

Не дождутся! – воскликнула на этом месте одна очень пожилая русскоязычная еврейка! Она воскликнула это с изрядным патриотическим пафосом. Остановимся на этом месте и мы, однако, - без пафоса.

  Заметим в связи со всем вышесказанным, что мы очень странный народ и нас надо беречь.

Это – без шуток. В России я думал, что нас надо беречь от антисемитов. В Израиле я понял, что нас надо беречь от самих себя.

К списку статей