Ася Энтова

Эхо прошедшей войны

Всю войну некогда было подойти к компьютеру: полный дом родни с севера, включая маленьких детей. Все свободное время проводила у телефона: связывала северян, нуждающихся в помощи, с добровольцами из Иудеи и Самарии, готовыми ее оказать. Коротко перечислю все, что запомнилось.

1-е открытие: оказывается "оранжевые" тоже люди.

В начале войны вдруг все потребовали «единства народа»! Приятно было слышать, что поселенцы и олим – это «не второй сорт», не «экстремисты» и «враги мира», а, оказывается, «наши братья» (слово «меньшие» подразумевалось, но не произносилось!)

Гидон Самт в "Гаарец" (19.07) написал «Как приятно быть правым!». Он имел в виду необычное ощущение общего понимания нашей, еврейской правоты - как в стране, так и за рубежом. Но стало приятно быть и просто правым – «оранжевым». Не то, чтобы у нас попросили прощения или хотя бы признали правоту наших многолетних предсказаний о пагубности отступлений – нет, до этого дело не дошло. Но, по крайней мере, мы перестали быть виноватыми во всех бедах и преступлениях, нас перестали третировать, как врагов, нам предлагали объединиться против врага настоящего! Кто не был в шкуре постоянного объекта травли, тот не поймет, что такая передышка воспринимается почти как верх блаженства. Она радостнее, чем любая заслуженная награда – именно потому, что и травля и прощение незаслужены. Внезапное прекращение науськивания дает сверхъестественную надежду – а вдруг мы - те, которые старались больше всех и ради всех, смогут стать, наконец, такими же как все? Словом, как писал кто-то из сатириков, только во время войны израильтяне становятся вежливы и внимательны: «Не уступить ли вам место в первых рядах армии? Не подвести ли вас на фронт?»

Впрочем, как международное мнение не долго считало Израиль жертвой и вскоре обвинило его во всех грехах, так и внутри страны разделение на «равных» и тех кто «равнее» не заставило себя ждать.

2-е открытие: мы не экстремисты.

Вся пресса поправела на глазах! Левоэкстремистский «Гаарец» стал писать такие антиарабские статьи, которые не решалась публиковать поселенческая газета «Макор Ришон». Алуф Бен извинился за свои прошлые восхваления Насраллы и объявил его чуть ли не бешеной собакой.

Вдруг пресса признала то, о чем мы твердили давным-давно:

- отступление (бегство) из Ливана 24 мая 2000 года является поспешным и необдуманным действием Эхуда Барака (Менди Суфеди, News First Class, 17.07.2006) ;

- у нас давно уже нарушились сложные взаимоотношения между гражданами и руководством, которое использует граждан в своих целях и бежит от ответственности (Лили Галили, "Гаарец", 01.08.2006);

- уступчивость приводит только к усилению фанатичных экстремистских кругов в арабском мире ("Гаарец", редакционная статья, 01.08.2006);

- арабы и еврейские леваки "сошли с катушек" (Дорон Нахум "Маарив", 18.08.200);

Слова «народ», «Родина» и «патриотизм» перестали быть бранными, по радио крутили старые патриотические песни, а Дан Маргалит ("Маарив", 15.08.2006) вдруг стал сетовать на моральное разложение израильского общества, утрату традиционных идеалов и ценностей, нравственное гниение, гедонизм и эгоизм. Он вдруг вспомнил, что "евреи все в ответе друг за друга".

Вдруг все израильтяне перестали страстно "ждать мира" и захотели войну. Около 86% одобрили войну с Хизбаллой [1].

Военные, политики и аналитики настаивали на оккупации Ливана[2]. Народ требовал жестких методов и голову врага на блюде.

Моя умнейшая американская знакомая, мнением которой я очень дорожу, вечно упрекала нас в экстремизме на фоне американской политкорректности. В этот момент она нашла нужным извиниться: «Вы не экстремисты. На фоне того, что у вас сегодня говорят, вы очень умеренные».

3. Операция нужна, но не им ее осуществлять.

В этот момент я насторожилась. Как приятно быть как все, но что-то не давало мне слиться в радостном единстве начальства и масс. Я не хотела крови, ради крови. Я не пацифист и не чистоплюй. Я считаю, что есть много вещей, более важных для меня, чем выживание, и что во многих ситуациях единственным адекватным ответом являются насильственные действия. Но я видела, что готовится кровопролитие (в первую очередь нашей, еврейской крови) ради престижа власти, ради возможности начальства и дальше безнаказанно распродавать страну, ради того, чтоб сам народ взмолился: «Делайте, что хотите, только хватит трупов!». В такой ситуации «наземная операция» категорически противопоказана.

За всеми этими воплями политиков и прессы о единстве народа, патриотизме и непримиримой борьбе с врагом я слышала только одно: «Нам страшно, придите и спасите нас!» И им действительно страшно, потому что они воочию увидели, до чего они довели нашу страну и нашу армию. И они обращаются к нам, потому что сами не могут сделать ни-че-го. Все что они делают - они делают нашими руками, на наши налоги и от нашего имени. И даже сейчас, на этом фоне страха, они продолжают снабжать нашего южного врага электричеством и топливом, не объявляют войну нашему северному врагу и продолжают вручать нам повестки о выселении.

В начале войны еще не было ультралевых, протестующих против будущей операции в Ливане, истериков, с которыми мне не хочется иметь ничего общего. Поэтому никто не мешал мне четко осознать проблему: больному действительно необходима операция, но нельзя подпускать к нему пьяных коновалов. Операция, за которую они взялись, чтобы продемонстрировать свою профессиональную пригодность, только выпьет кровь и силы больного, но не затронет настоящую опухоль.

4. Солдаты–герои и дерьмовая армия

Сегодня многие ругают начальство за непрофессионализм, за неразбериху в армии, за попытку «политкорректной» войны, за противоречивые приказы. Проблема лежит глубже. Армия, по образному выражению Моше Фейглина, зарыла свою душу в песках Гуш-Катифа. Она деградировала после того, как долго мешала продвижению командиров, не прогибавшихся в угоду политикам, после того, как утратила вместе с обществом ясное понимание своих целей и средств. Участие армии в выселении отбило у многих охоту служить в ней, а психологи, готовившие размежевание, сделали из солдат послушных, но тупых роботов.

Армию так долго тренировали на борьбу с собственным народом, на выполнение полицейских функций, вроде отлова единичного террориста в Шхеме, что она разучилась делать что-либо другое. Проблема не только в тех политиках, которые требуют от армии «пинцетных» операций - им надо ослабить врага, но не уничтожить его, чтобы было с кем потом договариваться. Проблема в том, что наша народная армия видит своей главной задачей не защиту народа, а «выполнение приказа», не важно каким этот приказ будет. Главная цель, поставленная перед армией – проведение выселения - по сей день не отменена. Ошибается тот, кто подумает, что ее сменили на более актуальную защиту от Хизбаллы. Старая цель по-прежнему остается главной. На время выселения Гуш-Катифа был введен режим чрезвычайного (военного) положения, были отменены все отпуска и послабления для нестандартных солдат (хронических больных, одиночек, тех, у кого семейные проблемы и др). Во время войны в Ливане ничего подобного не было! Был массовый призыв, были добровольцы, но не более того. Сравните для примера, как четко функционировали лагеря и снабжение для выселяющих солдат и как плохо – для воюющих в Ливане.

5. Быть или не быть солдатом?

Этот "гамлетовский" вопрос встал уже давно, но во время войны он приобрел особую остроту. Об истинной цели, которую ставил перед армией Ольмерт, можно было догадаться и без его откровений о грядущем выселении-«иткансуте». Невозможно идти в армию, чтобы способствовать этому. Нет смысла умирать зря, в качестве пушечного мяса, входя и выходя в ливанские деревни, где наши же силы из-за «гуманитарных соображений» предупреждают террористов об операции заранее. Но невозможно и стоять в стороне, когда друзья гибнут и север стонет от «катюш» Хизбаллы, а юг от «касамов» Хамаса.

После войны многие принялись подсчитывать кем были павшие: репатриантами, поселенцами, носили они кипу или нет. Ничего нового эти подсчеты не открыли. «Кто же несет на своих плечах основное бремя обеспечения безопасности Государства Израиль? - спрашивал Дан Маргалит и отвечал - Репатрианты из России и молодые представители национально-религиозного лагеря". Только после них он упомянул киббуцников и мошавников, которые знают, что в армии они могут сделать себе хорошую карьеру. Остальные, глядя на сыновей Ольмерта и внуков Переса в армию не стремятся, а уж если не могут отвертеться то служат, как правило, не в боевых частях.

Патриотически настроенных религиозных сионистов и репатриантов не смутили ни слова Ольмерта о выселении, ни хаос в армии, ни бессмысленность жертв. Художник газеты "Макор Ришон" изобразил, как они с готовностью позволяют заряжать собой пушку. Именно они, да старые или неимущие жители севера и юга, которые не могут позволить себе эвакуироваться, оказались первыми жертвами нынешней войны.

Примерно к середине войны появилась петиция солдат-резервистов, не согласных выполнять идиотские приказы и служить пушечным мясом для трусливых политиков. «Мы готовы воевать ради победы над террором, но не ради ‘плана свертывания’», - пишут они. После вопиющих слов Ольмерта некоторые добровольцы отозвали свои просьбы призвать их на войну. Были призывы провести «красную черту» и идти в военную тюрьму, а не в армию, если не будет объявлено однозначно: выселений евреев больше не будет. Но это были единичные случаи – большинство, в ответ на все доводы о том, что не следует поддерживать армию, выполняющую приказы Ольмерта , Халуца и Переца, твердило: «Но ведь война!»

- Но ведь чем больше мы воюем таким образом, тем больше на нас падает ракет!

- Но ведь воюем!

- Но ведь посылают солдат без смысла и цели под пули!

- Но ведь солдаты идут и воюют геройски, и, значит, мы должны быть с ними!

- Но ведь войска уходят, не разбив противника, ведь выпускают террористов, взятых в плен, и все опять начинается с начала!

- Но если я не пойду, то на моем месте окажется другой…

- Но если все откажутся идти, то у генералов не будет выхода, и они станут воевать всерьез, без предупреждений и «пинцетных операций», а за действительную победу над врагом!

- Но ведь все не откажутся, и кто-то обязательно пойдет…

- Но чем так входить в Ливан, лучше было совсем не входить!

- Но сколько можно терпеть террор?

И так по кругу.

6. Гуш Катиф и южные киббуцы

Сейчас уже не помнится, что первые массированные обстрелы перед началом войны были именно на юге: арабы Газы обстреливали мошавы, куббуцы, и южные города, в основном привыкший к обстрелам Сдерот. Именно эти мошавы и киббуцы первыми заголосили и запросили от государства помощи и компенсаций за невозможность под «касамами» убирать урожай – иностранные рабочие в обстреливаемую зону не едут. Как-то забылось, что предыдущие десять лет фермеры Гуш-Катифа в таких боевых условиях (многие тысячи ракет и обстрелов) ухитрялись вовремя поставлять первоклассную продукцию и еще платить с прибыли огромные налоги. Сломать гуш-катифских поселенцев смогла только наша армия, снесшая их дома. Теплицы разгромили их новые хозяева – арабы.

7. Психология экстремальных ситуаций

Жителям Сдерота и Кирият-Малахи уезжать некуда – если б они могли, они и без войны уехали б куда подальше из своих проблемных «городов развития» (то есть, говоря без экивоков, городов плохо развитых). Зато северяне больше дорожат своими преимуществами, в среднем зажиточнее и гораздо легче на подъем. Некоторые быстро собрались и уехали, считая что война продлится только неделю. Другие, увидев, что дело затягивается, отослали домочадцев и продолжали работать. Я общалась и с переехавшими и с оставшимися постольку, поскольку могла оказаться чем-то полезной. Тогда, в пылу неотложных дел, я испытывала только восхищение чужой самоотверженностью или досаду от людской бестолковости. О самоотверженности написано много. Попробую о другом.

Иногда я не знала плакать или смеяться:

- Хотите переехать из Нагарии в Беер-Шеву в семью добровольцев, готовых принять беженцев?

- Нет, мне нужно отдельное жилье, у меня дети маленькие.

- Хотите в общежитие в Алон Море?

- Нет, там страшно, это ж рядом со Шхемом.

- Хотите к нам поселок, в общежитие ешивы?

- Нет, там эти религиозные…

Теперь, со стороны, я вспоминаю это как наглядный урок поведения в экстремальных ситуациях. Куда уж экстремальнее – война, твой дом бомбят, ты не знаешь, сколько это продлится и как защитить свою семью. Вычитанные в книгах теории оказались верными на сто процентов: те, кто занимали активную позицию, кто думал не только о себе, кто оказывал помощь другим, кто делал то, что считал нужным, а не сомневался и не ныл – тех стресс коснулся в меньшей степени, не зависимо от состояния их кошелька, здоровья и местоположения.

Те, кто заботился только о себе, кого плыл по воле обстоятельств, кто без конца колебался, что выгоднее: уехать или остаться, тот, даже будучи здоровым и обеспеченным, одинаково страдал и в Хайфе и в Тель-Авиве. Иногда те, кто после долгих колебаний и расчетов оставались, считали себя чуть ли не героями на передовой, в отличие от тех соседей, кто спокойно делал свое дело и помогал другим. Приезжая к семье в «тыл», такие «герои» обижались, что их «подвиг» не ценится окружающими, а на предложение включиться в сеть «самообороны»[3] даже обижались: «Вы хотите использовать нас в своих целях!».

Так же и после войны. С одной стороны оптимизм «оранжевых», которых опять все оплевывают, которых стесняются даже на антиправительственных демонстрациях: «Не приходите, мы хотим показать, что мы всенародные, а не только поселенцы!». Над ними все еще висит будущее выселение, у них продолжаются суды за демонстрации, но все равно они верят, что судьба в их руках: «Нас выселили, но мы еще вернемся», «мы проиграли эту войну, выиграем следующую», «захватим и заселим Южный Ливан и Сирию», «раньше сядешь - раньше выйдешь», «политики нас цинично используют, но не может же это продолжаться вечно» и т.п.

Наоборот, благополучные жители центра страны рыдают: «Проср..ли Насралле! В следующий раз ракеты полетят на Тель-Авив! Иран готовит нам ядерную бомбу! Налоги растут, безопасности не видно, политики все коррумпированы! Конец Израилю, пора сваливать из страны! Да и уезжать особо некуда, в Сиэтле и Москве убивают в синагогах, в Европе антисемитизм, эмиграционные законы устрожают…» и так до тех пор, пока не отравят настроение себе и всем вокруг.

8. Вина

Я всегда была настроена антисоветски, хранила «Архипелаг Гулаг» и учебники иврита в то время, когда за это можно было загреметь лет на 10-15. Я не служила в советской армии, не работала «на оборону», даже не развивала советскую тяжелую промышленность. И, тем не менее, я чувствую свою вину, когда на кусочках металла, несущих нам смерть, красуется надпись «Made in USSR».

Прихожу к соседке-«сабре», потерявшей сына, командира танковой части.

После моих стандартных слов сочувствия, она протягивает мне бинокль: «Смотри, что мне принесли его товарищи с поля боя». На трофейном бинокле надпись: БПЦ и еще что-то по-русски. Она меня не винила, но мне стало почему-то больно и стыдно…

9. Поражение, которое нельзя выдать за победу

Не будем говорить об упертых фанатиках, которые снова завели свою мантру: «Значит надо еще отступить и еще отдать!» Наиболее умные пытаются выгородить правительство, доказывая, что победить в нашей ситуации нельзя в принципе. Что регулярная армия не может справиться с партизанами. Что просвещенные гуманисты, вроде нас, не могут «мочить в сортире» фанатиков, укрывающихся среди «мирного населения». Что геноцид неприемлем, а все остальные методы бессильны. Чушь и ерунда! Любое дело станет почти невыполнимым, если ставить вопрос: "Все и сразу или никогда и ничего!".

Я не военный историк, но даже я знаю, что побеждает тот, кто твердо знает, зачем он ведет войну, и кто готов платить необходимую цену за победу. Никакая цена не велика, если поражение означает немедленную смерть.

В предыдущих войнах цена победы была высока Сегодня мы все еще транжирим накопленный капитал, а могли бы, при правильной политике, копить проценты на проценты. Солдаты вспоминают, что местное население в начале войны относилось к ним хорошо и всячески помогало ровно до тех пор, пока они побеждали. После того, как стало ясно, что мы уйдем, а Хизбалла вернется, со стороны ливанцев вдруг появились обвинения в насилии и мародерстве.

Легко отчаяться, если вопрос ставится: «Немедленная и полная победа или признание своего поражения?».

Но для нормальных людей невозможность получить все еще не причина, чтоб отказываться от чего бы то ни было. Можно медленно и верно менять ситуацию к лучшему, можно быстро и героически. Если не делать первое, ситуация вынуждает ко второму.

Нельзя устраивать геноцид – но можно аннексировать завоеванные территории и заселять их. Нельзя изгнать местное население, но можно не давать гражданство тем, кто не лоялен государству. Нельзя выселить «пятую колонну», но можно сделать так, чтобы экономический насос не втягивал арабов в страну, можно, наоборот, стимулировать отъезд. Многие арабы (как из Иудеи и Самарии, так и имеющие израильский паспорт) уже давно хотят уехать подальше от длинной руки Хамаса и Фатха.

Страшное оружие, которым пугал Арафат – матка арабской женщины - работает только тогда, когда ее дополняют западная социальная помощь и западная медицина. Все граждане страны должны быть равны, но государство само не обязано кормить и лечить каждого. Для этого существуют общественные и благотворительные организации, а они имеют право заботиться только о тех, кто не станет врагом.

10. Военные расходы

Если вопрос ставится: жизнь мирного населения или экономия на обороне, то понятно, каково будет решение. Но настоящий вопрос звучит: стрелять по террористу "умной" ракетой, ценой в миллион, или обойтись простым, но менее безопасным для его соседей оружием. А сэкономленный на умной ракете миллион можно потратить на на нужды солдат или штатских. Если правильно поставить вопрос, то можно добиться большой экономии: Выбрасывать миллиарды на забор или преследовать террористов в их гнездах? Стрелять супердорогими «Патриотами» по ракетам или просто бомбить тех, кто эти ракеты в нас запускает? Обороняться или нападать? Договариваться с врагом или ставить ему ультиматум? И т.д. и т.п.

Не объявив войну Ливану, мы своими руками выдали им легитимацию. Даже если бы мы уничтожили Хизбаллу, нынешнее дружное финансирование Ливана лучше других индикаторов показывает, кто в глазах мира агрессор, а кто – жертва, кто в итоге выиграл войну, а кто проиграл.

11. Мы народ, а не сброд

Один выигрыш от войны был несомненен: гомики отменили свой «парад гордости» в Иерусалиме.
------------------------------------------

[1] Данные опроса из статьи Алека Эпштейна «Идет война народная, священная война».
[2] «Без оккупации ливанской земли победы нам не добиться» - писал Цур Шизаф, "Маарив", 21.06.2006
[3] Самооборона – такое название получила стихийно возникшая сеть организаций помощи гражданскому населению, попавшему под бомбежки.

"7 канал", 15.09.06

Другие статьи о войне "размежевания" 2006

Другие статьи Аси Энтовой

Hosting by