Ася Энтова

Размышления по национальному вопросу

Ничто так не утешает, как чужие несчастья. Мы до хрипоты спорим, как нам примирить демократический и национальный характер государства, мы обижаемся, когда кто-то называет свою книгу "когда и зачем придумали еврейский народ", мы негодуем при заклании священных коров сионизма, обожествляем или проклинаем демократию. Поэтому нам, израильтянам, было бы очень полезно осознать, что в области демократии и национального государства дело у них, в Европе и Америке, обстоит никак не лучше нашего, с нашим пресловутым постсионизмом и полным раздраем в обществе. Просто большинство христиан, в отличие от евреев, совершенно не смущает, что практическое "кесарево" действует совершенно по другой логике, чем теоретическое "богово", даже если сегодняшний бог - это последние научные достижения. Практически, когда недовольная действительность с силой прижимает к стенке и от нее не удается откупиться пряником, "реал политик"-ов совершенно не смущает использование кнута вопреки собственным красивым декларациям. А высокие теории там обычно волнуют только некоторых университетских профессоров, которые, если они конечно не евреи, не бегут тут же претворять свои идеи в жизнь или ставить эксперименты на соотечественниках. И только евреи все время хотят жить здесь на земле по высшим принципам справедливости и поэтому воспринимают всерьез любые "-измы". Евреи первыми бросаются их осуществлять и часто сами же первыми становятся их жертвами. К еврейской стране намного чаще других окружающие предъявляют странные претензии на соответствие высокоморальной теории и обыденной трудной и грязной практики. Происходит это не только из-за антисемитизма, а еще и потому что мы сами отчаянно претендуем на такое соответствие. Это у нас в крови, именно об этом говорили наши пророки, именно этого мы ожидаем в мессианские времена.

Те, кто не нашел необходимого ему в Талмуде, с надеждой взирали на Запад. Либерализм, демократия, нациестроительство или другие теории, не говоря уже о социализме, коммуне или защите прав человека - чего только ни пытались внедрить на практике в наших "палестинах". То, что очередная теория уже давно у себя на родине проявляла все свои недостатки и выходила из моды, наших теоретиков и идеалистов никогда не смущало.

Очень часто модники нашей провинции донашивают обноски позапрошлогоднего заграничного сезона. Иногда это выглядит почти клинически, когда, например, наш бывший министр образования, а так же науки и культуры, Шуламит Алони беря на вооружение вольтеровский атеизм более чем двухсотлетней выдержки с видом первооткрывателя заявляла, что человек создал Бога по своему подобию. Или когда Перец усатый и Перес безусый радостно объединялись в социалистическом интернационале. Но, в конце концов, мода столетней давности иногда может сойти почти за стиль "ретро". Но вот наши любители новых веяний и поклонники последнего либерального писка все еще носятся с плюрализмом не замечая, что и либерализм и плюрализм уже изменились до неузнаваемости и что без какой-нибудь изысканной приставки "нео" или "агонально", эти словечки уже скорее употребляются как бранные, особенно если им предшествует прилагательное "радикальный".

Так же и идея национального государства в последнее время на западе изменилась до неузнаваемости и находится в таком теоретическом тупике, по сравнению с которым пасквили наших "новых историков" вроде Занда выглядят невинной детской шалостью. Это в славные времена молодости Бен-Гуриона и "Вопросов языкознания" Сталина считалось, что нация связана с историей, культурой, языком и государством. Были, конечно, споры, о первичности "курицы" или "яйца", то есть, считать ли народ - первичным, и образовывать из него государство (немецкая этническая модель), или считать первичным государство (то есть, землю и власть), и собирать живущие в нем этносы в единую нацию (французская гражданская модель). В идеале обе модели мечтали о культурно-этнической однородности внутри суверенного национального государства. А если в большинстве случаев этой однородности не существовало, то к ней следовало стремиться всеми способами - от ассимиляции меньшинств и до бегства из бывших колоний. Крайний случай нации, строящейся исходя из государственного принципа, но не имеющий в своем основании никакого общего этноса - это американцы. В этом случае проявился не этнос, а этос, культурно-моральная общность: протестанты всех мастей, евреи и некоторое количество не слишком усердных поклонников Папы Римского были готовы объединиться на принципах, провозглашенных первым либералом Джоном Локком: Бог создал всех равными, свободными и уважающими права собственности, и вы можете пользоваться своей свободой ровно до тех пор, пока выполняете Божественные заповеди. И действительно, Бог хранил Америку до тех пор, пока там пользовались уважением общие для американского большинства заповеди Танаха.

Европейцам с их религиозной эмансипацией пришлось пойти по другому пути. Там, где в одной стране оказывались разные языки, этносы и религии практический выход нашелся в виде "сообщественной демократии" (термин принадлежит профессору Лейпхарду). Каждое сообщество пользуется относительно большой культурно-территориальной автономией, решая большинство вопросов, включая перераспределение денег, внутри общины. Количество проблем, решаемых на общегосударственном уровне, сводится к минимуму, который позволяет элитам различных общин договориться между собой. Такой плюрализм пышно расцветал на почве жирной швейцарской экономики: действительно, когда все хорошо работают и всего много, нечего ссориться - хватит на всех. Европейская и американская экономики с тех пор не то чтобы стали менее жирными, но они стали глобальными. Плюрализм тоже. Это значит, что если пятьдесят лет назад его еле-еле хватало на то, чтобы дать избирательные права неграм и женщинам (в той же Швейцарии женщины стали голосовать только в 1971 году), то сегодня мультикультурализм доходит до принципиального отрицания общих ценностей, культуры и веры, на которых и держалось стройное здание либеральной демократии западных национальных государств. Сегодня плюрализм отрицает даже добровольное приглашение к культурной ассимиляции, а глобализация сталкивает лицом к лицу всех со всеми и делает далекое таким близким, что вызывает этим у простого обывателя тошноту и головокружение. Плюрализм уравнивает в правах и в моральной значимости не только все нации и культуры, но и все образы жизни. Дойдя до логического конца плюрализм отрицает сам себя. Классик писал: "Если Бога нет, то все позволено". Если радикальный плюрализм провозглашает абсолютно все идеи и образы жизни равнодостойными, то не уже существует такой общей мерки, по которой свобода и демократия предпочтительнее насилия и тирании. А что делать с теми, кому не нужна ни свобода, ни ответственность, кто вместо этого предпочитает добровольное рабство у семейного, общинного или государственного тирана? Или с теми, кто даже не пробуя выйти на трудовой рынок, готов довольствоваться социальным пособием и передает эту готовность своим детям и внукам?

Невозможно ни в теории, ни на практике насильно насаждать свободу и демократию. Американцы завоевали Ирак, сменили там правящий режим и попытались установить новый порядок. Их действия можно назвать заслуженным наказанием агрессора, борьбой с тиранией или разгромом очагов международного террора, но только не освобождением и установлением демократии, как они пытаются всех уверить. Поэтому пока они не готовы хотя бы сами себе четко сформулировать цель своего вторжения, лучшим выходом будет служить нынешнее свертывание операции.

Идея о праве наций на самоопределение, так же как и доведенные до своего предела плюрализм и демократия, терпит в последнее время неудачу за неудачей. Требующие самоуправления нации пытаются обойти принцип Дирихле. то есть продолжаются упорные попытки рассадить 10 кроликов по 9 клеткам и чтобы при этом каждому досталась своя отдельная клетка. В мире насчитываются многие тысячи наций, народностей и этносов, и всего лишь менее 200 государств. Даже если бы каждая этническая группа завела бы свое государство, то и здесь проблема культурной однородности не была бы решена. В одном национальном государстве могут оказаться люди, исповедующие разные религии и изъясняющие на разных языках. Существующие моноэтнические государства в свою очередь, зачастую имеют значительную диаспору, проживающую временно или постоянно в другом месте. Сегодня право на самоопределение требуют не только исторически сложившиеся и крепко сплоченные этнические группы, вроде курдов или басков, но и новообразованные "воображаемые сообщества", вроде созданного и разрекламированного КГБ "палестинского народа". Такие требования в сегодняшнем мире поднимают статус местных вождей и обещают солидную финансовую поддержку. Поэтому все больше государств при ослаблении центральной власти начинают напоминать коммунальную кухню. Если последовательно распространять право наций на самоопределение или хотя бы право на автономию на любую группку авантюристов, которые именно под этой вывеской решили заработать шальные деньги или захватить власть, то тогда вам не хватит на всех ни природных ни человеческих ресурсов и вы рискуете попасть под гнев недовольных как со стороны большинства, так и со стороны отделяющегося меньшинства, не могущего и не желающего самостоятельно себя обеспечивать и требующего постоянной подкормки.

В свою очередь западный плюрализм не дает возможности и подстроить нации под уже существующие государства. Если в Африке племена вырезают друг друга как и раньше, но уже под лозунгом "национального строительства", то, например, на территории посткоммунистической Югославии такую негуманную процедуру установления границ постарались всячески ограничить по крайней мере для христианского большинства. Спору нет, война и насилие не лучший способ решения проблем, но и миротвотворцы НАТО не нашли лучшего способа, чем бомбардировоки. В результате мусульманское меньшинство подкрепило свою демографическую экспансию территориальной, получив Косово в качестве приза за нелиберальное поведение.

В самих западных странах национальное большинство уже давно не чувствует себя уверенно. Плюрализм заменил теорию "плавильного котла", в который в свое время охотно ныряли иммигранты-европейцы (особенно евреи). Но нынешние меньшинства, состоящие из азиатов и африканцев, мусульман и идолопоклонников, не только не ассимилируются в западной культуре, но скорее способны навязать свои предпочтения остальным.

В плюралистском национальном государстве сегодня некому защитить права либерального национального большинства. Демократия устроена так, чтобы иметь дело с отдельными индивидуумами и помогать им сорганизоваться. Поэтому тем, кто активнее и организованнее и смог сплотится собственными средствами, демократия де-факто предоставляет больше прав и возможностей. К сожалению, в тот момент, когда провозглашается плюрализм ценностей, в выигрыше оказываются именно нелиберальные меньшинства: они сплоченнее, могут быстро организовать всех своих представителей и заставить их без лишних разговоров активно действовать в едином направлении. Такие нелиберальные группы способны обеспечить как внутреннее единогласие, так и последовательную пропагандистскую кампанию "вовне", получая возможность действенно испортить жизнь большинству и навязать ему исправляющую дискриминацию в свою пользу.

То, что существует множество таких групп, отнюдь не способствует созданию любимой либералами "системы сдержек и противовесов", а только приводит к радикализации требований каждой группы. Почему одно культурное сообщество может добиваться однополых браков, а другому запрещаются браки с животными или четыре жены в чадре? Растут и множатся общества защиты прав иммигрантских меньшинств, животных, инвалидов и гомосексуалистов. Не то, чтобы идея защиты прав была плоха, но в результате неуемных требований прав без соответствующих обязанностей все эти группы начинают меряться силами, чье меньшинство "равнее"… Ни о каком консенсусе речь уже не идет и в этой борьбе всех со всеми выигрывают отнюдь не умеренные либералы.

Так же и для экономики государства благосостояния нелиберальное меньшинство может представлять определенную опасность. У тех, кто не исповедует "протестантскую трудовую этику", рождается уже третье и четвертое поколение "вэлферистов". Пользуясь западными критериями три из четырех жен мусульманской семьи могут пользоваться льготами матерей-одиночек, а в многодетных семьях, где не приняты западные нормы образования и воспитания, пособия на детей могут стать источником постоянного дохода для родителей. Абстрактное либеральное равенство перед законом не работает, когда с одной стороны большинство, но разрозненных индивидов, а с другой - хорошо организованная нелиберальная группа. Да и по каким меркам судья может рассудить спор, в котором обе стороны требуют прав на свой специфический образ жизни и обе не могут существовать, не ущемляя свободы друг друга (как, например, защитники и противники чадры, абортов, многоженства)? А уж если сплоченная группа нелибералов захочет обойти закон, то такая преступность автоматически становится организованной и крайне трудной для выявления и искоренения, не говоря уже об опасности пятой колонны...

Если в государстве нет консенсуса по поводу желательного образа жизни, нет согласия по поводу главных целей и свобод, если от нелиберального меньшинства можно защититься только прямым подавлением, то демократический механизм не работает, и мы снова возвращаемся к старому состоянию: либо государственное насилие, либо война всех против всех.

Где же выход из этой ситуации? И можно ли в новых глобальных условиях использовать старый национальный цемент, склеивающий в единое государство свободных и равных индивидуумов? Серьезные ученые и специалисты по исследованию наций, честно признаются, что на сегодняшний день нет удовлетворительных рациональных моделей для описания нации, и поэтому нет и не может быть готовых рецептов, кого называть нацией с полагающимся ему государством, а кого этнической группой с правами всего-навсего нацменьшинств. Мало того, даже в объяснениях природы национальных чувств у ученых существует полная разноголосица: рациональны они или инстинктивны, внушаются сверху или пробиваются снизу, существовали всегда, или появились только теперь, возрастают или отмирают. В общем, почти как у физиков: мы не знаем, частица это или поле, мы не понимаем природы этих сил, но бомбу построить можем. Только если физики кроме как для бомб, изредка используют еще и мирный атом, то у гуманитариев и с этим проблемы. Что-то я не припомню, чтобы им можно было поставить в заслугу удачное использование национальной энергии - она вырывается все больше стихийно, а зачастую еще и крайне разрушительно. Теоретики, изучающие национализм, смогли выдвинуть только два с половиной утверждения, под которыми большинство из них готово подписаться:

Национальная идея (или сегодня более принято говорить о субъективной национальной идентификации) - это
1. вера индивида, в то, что существует феномен единственной и уникальной "избранной" в своем роде нации, к которой он принадлежит,
2. при этом члены одной нации оказывают друг другу предпочтение - некий вид нерациональной, но прочной связи, объединяющий всех в одну социальную сеть.
И еще пол-утверждения: европейские христианские нации скопировали национальную идеологию с описания древних евреев в Библии, неевропейские нации - с европейских.

На нашем святом языке пункт 1 называется "эмуна", вера, аксиома существования и единственности Всевышнего и избранного им народа. А пункт 2 - "ахават Исраэль" (любовь к евреям, еврейскому народу). Но кто же слушает собственных "средневековых мракобесов", избалованный привычкой получать точные научные истины из чужих рук? Только вот, что делать, когда у науки нет готового рецепта?

Единственный выход в этом случае - это попытаться совместить опыт западной рационально-гуманитарной науки, возникшей относительно недавно и уже поменявшей несколько раз свою основную парадигму, и науки еврейской, насчитывающей тысячелетия, менее динамичной, но более поверенной лично нами на собственном опыте. Тем более, что по некоторым параметрам они не очень-то и различаются. И современная политическая философия и традиционное еврейское право сосредотачивают свое внимание на вопросах соотношения в общественной практике принципов справедливости и милосердия, личной свободы и общего блага. Такие попытки совмещения предпринимаются, хотя они еще достаточно редки в гуманитарной израильской академии, в большинстве своем левоориентированной, Как правило, такие исследования находятся на обочине академического мэйнстрима. В качестве удачного примера стоит сослаться на исследования бывшего преподавателя Хайфского университета, редактора журнала "Некуда" Моти Карпеля. В своей книге "Революция сознания" Карпель основываясь как на знании современной западной философии, так и на глубоком изучении традиций ищет альтернативу всем тем устаревшим "-измам", которые взял себе за основу классический сионизм. А так как он предлагает читателям поиск, а не предписывает истину в последней инстанции, то смело могу рекомендовать его труд, тем более, что он переведен на русский язык.

"Вести", 30.09.2010

Другие статьи Аси Энтовой

Hosting by