Ася Энтова

Исторический эксперимент

«…Я была тогда с моим народом,
Там где мой народ к несчастью был»
А.Ахматова

Основа этой статьи была записана в блокнот непосредственно под воздействием происходившего в поселке Неве Дкалим и на берегу моря в Шират а-Ям в течение нескольких жарких августовских дней. К сожалению, впечатления от свершившей на наших глазах трагедии долгое время подавляли желание вернуться к работе над данным материалом. И только теперь, по прошествии двух лет, появились силы доработать статью и привести ее в окончательный вид. Произошедшее в те несколько дней слишком трагично, слишком значительно задевает всех нас и влияет на нашу дальнейшую жизнь, чтобы его можно было так просто начать анализировать всерьез. Сначала необходимо отстраниться и победить боль и страх иронией. Фотографии автора демонстрируют нам то, чего уже два года не существует. 

Министерство просвещения, а за ним и правительство, подняло  вопрос о том, что дети, да и многие взрослые, плохо знают и понимают не только древнееврейскую историю, но и события времен последнего заселения Палестины, освободительной борьбы с английскими мандатными властями и уничтожения европейского еврейства. Для исправления ситуации была назначена комиссия, составленная из педагогов, историков, психологов и других специалистов, которая приняла за основу американские методы ролевых игр, включающие активное участие и сопереживание. Так, например, Американский музей Катастрофы отличается от Иерусалимского не только своими гигантскими размерами, но и тем, что посетитель  там находится не перед экспозицией, а внутри нее: в вагоне для перевозки с шумом стучащих колес, в переполненном бараке гетто, с шепотом и стонами с нар и криками полицаев за окном и т.д.

В результате работы комиссии было предложено улучшить обучение при помощи более полного вживания в ситуацию. На специальном заседании узкого правительственного кабинета решено было провести недолгий, но грандиозный и запоминающийся  всеизраильский аттракцион.  По замыслу устроителей, это экспериментальное представление должно было, как в машине времени, перенести участников к важнейшим событиям еврейской истории, причем для всех участников, кроме узкой группы разработчиков, этот эксперимент должен представляться естественным течением сегодняшней израильской жизни. Эксперимент был призван проиллюстрировать периоды изгнания времен Древнего Царства, погромы и скитания евреев рассеяния, а так же трудности нелегальной алии в Палестину во времена Британского мандата и во времена Катастрофы. Представление решено было запланировать на время летних каникул и отпусков, чтобы в нем приняло участие как можно большее количество детей и подростков и их родителей. Местом эксперимента  избрали несколько поселков Сектора Газа и Северной Самарии, с одной стороны ограниченных и удаленных от больших городов, с другой - достаточно близких, чтобы до них можно было добраться за час-два из большей части страны.

Подготовка к Эксперименту (так его стали называть, с заглавной буквы) длилась более года. Главную трудность вызвали два отличия данного Эксперимента, от других, подобных ему, ролевых исторических игр. Во-первых, предполагалась массовость – вся страна, а так же евреи диаспоры, должны иметь возможность принять в этом участие. Во-вторых, было поставлено требование сохранять естественность происходящего для большинства участников. Поэтому в истинные цели и задачи Эксперимента была посвящена только узкая группа специалистов и несколько самых ближайших приближенных главы правительства, а остальные, по замыслу авторов Эксперимента, должны были воспринять происходящее всерьез, не как ролевую игру, а как происходящее на самом деле. Поэтому, кроме задачи разработки подробного сценария, выделения средств, обучения и подготовки статистов (в данном случае задействовали армию и полицию), встала и проблема обеспечения «политического прикрытия» происходящих событий. Чтобы они казались правдоподобными и естественными, требовалось подготовить общественное мнение, принять соответствующие решения в Кнессете, защитить его в Верховном суде, и др. Не смотря на все трудности, опираясь на авторитет главы правительства, всего лишь за год удалось всерьез утвердить этот внешне абсолютно абсурдный план. В его поддержку премьер высказывал только самые туманные соображения о безопасности, но его уверенный тон говорил сам за себя. Премьеру так же легко удалось мобилизовать членов оппозиции на поддержку плана вопреки мнению коалиции. А после того, как он решительно переформировал правительство, существенных проблем внутри страны уже практически не возникало. Внешний мир либо воспринял происходящее в Израиле с легковерным энтузиазмом, либо отстраненно наблюдал за вечным отличием поведения евреев от здравого смысла других народов.

1 этап – «осада»: Определенная область страны объявляется «закрытой военной зоной», куда разрешен въезд только ее жителям. Вокруг нее выстраивается «санитарный коридор», где правила ограничения слабее, но массовый въезд посторонних тоже не допускается. Этот этап предназначен для имитации нелегальной алии в турецкую и британскую Палестину.

3 этап – «погром»:  Силовые структуры переходили к выселению и зачистке территории. Цель двояка – внутри «гетто» продемонстрировать как легко подавляется законопослушное и истощенное гражданское население при помощи силы («шли как бараны на бойню»), снаружи – дать пример распада гражданских связей в тоталитарном государстве и сознательного отстранения и безразличия большинства («мы ничего не знали», «мы ничего не могли сделать»). Изображаемый исторический период – от Вавилонского изгнания и до «окончательного решения».

По мере развития событий вся пресса: радио, телевидение и газеты, израильские и иностранные, тщательно готовилась широко освещать происходящее и вести передачи в прямом эфире. Проходившие по всей стране массовые волнения в связи с подготовкой Эксперимента мало отличались от привычных для израильской жизни секторальных забастовок с ограниченными требованиями, касающимися той или иной профессиональной, социальной или этно-религиозной группы. Поскольку на роль главных страдающих лиц ставящейся драмы была избрана самая законопослушная, идеалистическая и совестливая прослойка общества, то долгое время массовые демонстрации проходили спокойно. Несмотря на всю свою  многочисленность (дело доходило до четырехсот тысяч, что составляет более 6.5 процента всего населения Израиля), акции протеста, в большинстве случаев не сопровождались насилием и нарушением общественного порядка и не доставляли проблем ни гражданам, ни правоохранительным органам. С теми же, кто пытался всерьез проводить политику гражданского неповиновения и позволял себе выходить за установленные правила (перекрывал шоссе, призывал не выполнять армейские приказы и др.) расправлялись быстро и жестко, но гуманно. Целый корпус главной тюрьмы страны был  отдан в их распоряжение. «Плевать на формальности, хватай всех – и под арест», - провозгласил начальник внутренней безопасности, посвященный в цели Эксперимента. «Эти хорошо знают историю, им участвовать не обязательно, пусть отдохнут и не мешают другим учиться», -  добавлял он в узком кругу посвященных. Но сильнее всех арестов на юных бунтарей подействовало отрицательное отношение к их действиям со стороны «своих». Их сопротивление прекратилось сразу после того, как поселенческий истеблишмент (которому премьер-министру только чуть намекнул на свои истинные планы) обрушил на юных бунтарей уничтожающую критику.

По видимому, из-за безграничного доверия и уважения к главе правительства так же и пресса, и либералы-правозащитники, которые вряд ли догадывались о целях Эксперимента, однозначно приняли сторону премьер-министра. Они охраняли его от всякой критики «как этрог в суккот» (по выражению ведущего тележурналиста Амнона Абрамовича). У многих мыслящих людей вызывала недоумение крошечная сумма компенсаций и полное отсутствие практических приготовлений к переселению многих тысяч жителей  – несколько жалких караванов не могли вместить и десятой доли выселяемых. Не было видно и попыток обеспечить в дальнейшем их занятость, обучение детей и другие социальные нужды. Но премьер, вызвавшийся решить все трудности за счет своей репутации, твердил: «Смох элай» («Положитесь на меня» – распространенное ивритское выражение). Я знаю, что я делаю. Мы найдем решение для всех проблем».

Таким образом, прелюдия к Эксперименту, изображающая приход к власти демократически избранного диктатора, прошла без осложнений, и начался первый этап – «осада». При объявлении Гуш-Катифа закрытой военной зоной туда устремились тысячи людей. Некоторые делали это в организованном порядке и оказывались запертыми  в Кфар-Маймоне, как в 1946-1947 годах евреи в лагерях беженцев на Кипре. Другие действовали индивидуально, всеми правдами и неправдами, и зачастую добивались заветной цели и проникали в поселки, предназначенные к выселению. У верховных инстанций выпрашивались разрешения для «воссоединения семей» или в ход шли поддельные удостоверения личности. Одни ночами обходили армейские посты и патрули на дороге в Гуш-Катиф, другие пытались проскочить кавалерийским наскоком, как в игре «казаки-разбойники», третьи находили слабое звено в обороне противника и использовали его (так еврейский батальон английской армии в свое время помогал нелегальной еврейской репатриации).

К концу этапа «осада» цифры такой «нелегальной алии» были вполне сравнимы с  историческими. Если в 1882-1903 годах первая алия, составившая 25 тысяч человек, практически удвоила еврейское население Эрец Исраэль, а вторая алия, продолжавшаяся до Первой Мировой войны более чем утроила его, доведя до 85 тысяч, то в ходе Эксперимента на каждого из 8-9 тысяч жителей Гуш-Катифа и Гуш-Эреза (северные поселки сектора Газы) приходилось примерно по два «просоченца» из «нелегальной алии».  Большую часть из них составляли подростки и молодые люди, для которых собственно и был предназначен этот образовательный Эксперимент, но и многие взрослые взяли отпуск на работе, чтобы участвовать в нем. В Гуш Катифе оказались даже некоторое количество иностранных граждан, таких как ищущие приключений американские евреи, хабадники или члены организации «Христиане за Израиль». Надо ли упоминать, что в Эксперименте, как и в реальной истории, немалую часть «просоченцев» составляли евреи - уроженцы России?

К началу второго этапа все школы, детсады и другие общественные здания поселков Гуш Катифа были битком набиты нелегальными переселенцами. Пожилым людям это могло напомнить эвакопункты времен Второй мировой войны, только почище и посытнее. Палатки стояли на берегу моря, в спортзалах и внутри недостроенных домов. В школах классы делились занавеской на жилье для 2-х – 3-х семей, одиночки спали вповалку в общем зале. Атмосфера скученности, согнанности со своих постоянных мест, дух временного общинного существования перед окончательным разрушением были воссозданы очень точно. Масса людей, не знающих чем заняться, постоянно находилась в напряжении и выходила на улицы ловить хоть какую-то информацию или обмениваться слухами. После ввода в Неве Дкалим армии, появилось что-то вроде  комендантского часа, после которого армейский патруль хватал людей прямо на улицах.

В различных поселках проигрывались самые разные сценарии. Где-то до самого конца верили в рациональность проводимой армией операции и доказывали солдатам свою полезность, объясняли, что жители «гетто» не враги, а трудолюбивые и законопослушные граждане государства, что они могут быть полезны режиму и согласны на любое ужесточение условий существования, даже на переселение, лишь бы не было «окончательного решения» о распылении общины. При этом все беспорядки и ответственность за хаос приписывалась приезжим «нелегалам» (так и евреи, уроженцы Германии, считали «остюде», приехавших из восточной Европы, ответственными за рост антисемитизма).

В местах, где преобладало взрослое население, можно было воочию наблюдать то, что Набоков воплотил в образе «танец с палачом». Лидеры поселенцев - седобородые раввины (являющиеся зачастую так же и офицерами запаса) обнимались с действующими офицерами в кипах, пришедшими их выселять. Этот стокгольмский синдром свойственен, конечно, не только евреям, знавшим на протяжении  собственной истории многих еврейских палачей, от эллинизаторов до Евсекции.  Сходный феномен наблюдался у всех народов, например, в российской истории у декабристов и царских держиморд, а затем у опальных коммунистов и их сталинских следователей.

В то время как жители выселяемых поселков изображали гонимое меньшинство, вся остальная страна так же принимала активное участие в Эксперименте. Наблюдая за изгоняемой зоной по телевизору, население демонстрировало весь спектр возможных реакций. Главной из них, как и в любой ситуации в любые времена, было безразличие. В телевизоре мелькали возмущенные парламентарии, массовые демонстрации, плачущие женщины и дети – обыватель старался отмахнуться от всех этих новостей.  «Ну что вы так серьезно к этому относитесь», - говорили сторонники власти, - «ведь их же не расстреливать будут! Ну, переселят куда-нибудь за государственный счет, я сам сколько раз менял квартиру». Помнится именно так объясняли свое спокойствие добропорядочные немецкие бюргеры: «Мы думали, что евреев переселяют куда-то в колонии на восток». Так же как психологи Франкфуртской школы в своих послевоенных исследованиях обнаружили, что психология американского обывателя мало чем отличается от психологии обывателя нацистской Германии, так и гордые сабры-израильтяне обнаружили полную неспособность соответствовать своим же высоким стандартам. Они проявляли полное непонимание ситуации, пассивность, конформизм, и оказались ничем не лучше тех галутных евреев, которым они кричали «мыло» в знак презрения к тому, как легко те дали нацистам переработать себя в этот продукт. Обыватель устал от Эксперимента уже в самом начале, он ворчал, что ему «надоело слушать все время про политику», что уж если власть решила провести этот проект, то жестоко с ее стороны информировать его, обывателя, обо всех неприятных подробностях. Когда обывателю становилось невмоготу, он успокаивал себя словами: «У нас же демократическое государство – у нас зря не сажают. В конце концов, это законное решение законно избранного правительства. Необходимо завершить его побыстрее и забыть об этом».

Элита, как всегда, оказалась ничем не лучше среднего обывателя. Профессора университетов ничтоже сумняшеся объясняли с кафедр, что государство имеет право для общей пользы нарушать элементарные права целой группы населения; что нельзя назвать этнической чисткой переселение граждан внутрь их собственного государства; что нарушение предвыборных обещаний – это постоянная практика всех демократических стран, и что избранный лидер олицетворяет истинную волю народа, даже если в какой-то момент большинство народа так не считает.

С другой стороны, те люди, у которых еще сохранилась капля здравого смысла, сочувствовали выселяемым, даже если сами не попадали в преследуемую категорию «религиозных поселенцев». Но все они были предоставлены сами себе и не находили применения для своей энергии.  Наиболее активные из них посещали организованные Советом поселений абсолютно бесполезные демонстрации. Другие, ищущие более действенных и нетривиальных решений, довольно скоро оказались за решеткой. Арестом наказывалось любое неподчинение властям, даже создание неподцензурного интернет-сайта с призывом к гражданскому сопротивлению. На время были отброшены все ограничения судебно-процессуального порядка: дети, женщины, инвалиды - все без суда и следствия помещались в благоустроенные камеры тюрьмы Маасиягу.  

«Народ у нас хороший и сознательный, грех жаловаться», - отвечал премьеру лидер бывшей оппозиции, а ныне его заместитель в правительстве Национального Единства. – «Всему виной, господин премьер-министр,  ваш громадный авторитет и ваши прошлые боевые заслуги. Вот если бы я вздумал проводить такую программу…». В этом месте он благоразумно умолк.

Те из солдат, у кого были слабые нервы, немного поплакали вытаскивая евреев из домов, но в основном поселенцы выходили сами и, хоть и переживали, но организованно садились в автобусы. Только в двух-трех местах молодежь предприняла меры, чтобы если не сорвать, то хотя бы затруднить изгнание. Поскольку происходящее было не настоящей войной, а представлением, то в ход со стороны «повстанцев» шли горящие покрышки и баночки с краской, а со стороны армии водометы и клетки. Но это, по крайней мере, обеспечило ту часть программы, которая относилась к слову «героизм» в названии «Музей Катастрофы и Героизма европейского еврейства».