Элишева Яновская

«Филосемитский» роман Томаса Манна и его еврейские источники

17 ноября 1942 в Библиотеке Конгресса США Томас Манн прочитал доклад, посвященный своей знаменитой тетралогии «Иосиф и его братья». В нем писатель в своей чуть ироничной манере признается: «в изложении событий... роман придерживается Книги Бытия, с неизменно шутливой серьезностью стараясь оставаться верным этому первоисточнику, и многие его места весьма напоминают толкование и комментарий Пятикнижия Моисеева, написанный каким-нибудь ученым раввином мидраш»(Томас Манн, «Иосиф и его братья». Том второй. Пер. с нем. С. Апта. –М.: Правда, 1987. С. 705-706).

Что такое мидраш?

Наиболее простым и распространенным определением мидраша будет «способ толкования Торы». Собственно, оба Талмуда, и Иерусалимский, и Вавилонский, кроме огромного объема галахического материала (т. е. сведений относительно приведенных в Письменной Торе законов), содержат также множество притч, преданий, рассуждений на этические и мистические темы. В совокупности они называются Аггадой. «Мидрашей аггада», внешне выглядящие как короткие рассказы или притчи, призваны разрешить кажущиеся проблемы в тексте Письменной Торы (скрытое значение слов, видимость лакуны в тексте, или, наоборот, наличие «лишних» слов, затрудняющих понимание). Помимо аггадической части Талмуда, существуют отдельные сборники «мидрашей аггада»: Мидраш Рабба, Мидраш Танхума, Пиркей дэ-рабби Элиэзер, Ялкут Шимони, и т. п.

«Супермидраш» как жанр романа

В середине 50-х американский писатель и литературовед Людвиг Льюисон определил жанр самого романа как «супермидраш». Очевидно, критик имел в виду не только традиционные еврейские техники толкования Торы, которые использовал писатель, но и сам размер тетралогии.

Но факт остается фактом: Манн не только использует на протяжении практически всего 1200-страничного произведения раввинистические методы комментирования, но и искусно вплетает в ткань повествования множество уже «готовых» древних мидрашей. Вписанные в воссозданную в романе эпоху Аменхотепа III и его сына-реформатора Эхнатона, эти с детства знакомые любому религиозному еврею мидраши-аггада поражают своей реалистичностью.

Манн детально выписал историко-этнографическую канву «Иосифа и его братьев» (Египет эпохи конца 18-й династии). В этом ему помог давний и глубокий интерес к истории и культуре Древнего Востока. Во время работы над «Иосифом» писатель дважды совершает путешествия в Египет в компании немецкого египтолога еврейского происхождения Вильгельма Шпигельберга, лично работавшего с памятниками описываемой Манном эпохи.

Что же касается еврейских источников, то большинство «мидрашей аггада», использованных в романе, Манн почерпнул из книги «Легенды евреев» («Die Sagen der Juden») писателя и фольклориста Михи Йосефа Бен Гуриона (Лев-Бердичевского).

Особенно густо вплетены мидраши в ткань повествования во второй, «египетской» части романа.

Иосиф и Эхнатон - и мидраш об Аврааме

Это, прежде всего, первая встреча освобожденного из египетской тюрьмы 30-летнего Иосифа с 17-летним Эхнатоном (выбранным Манном на роль фараона, сделавшего Иосифа «вторым после себя»), во время которой каждый из собеседников излагает другому свое религиозное кредо.

«Возможно ли, чтобы так далеко от меня и так задолго до меня кто-то узнал, что истинный и единственный бог – это солнечный диск, создатель зренья и зримости, мой вечный небесный отец?

– Нет, фараон, – с улыбкой отвечал Иосиф. – Он не остановился на солнечном диске... высокомерие моего предка состояло во мнении, что человек должен служить только самому высшему. Поэтому его помыслы и желанья пошли дальше Солнца... Его искушала матерь-земля, приносящая плоды и творящая жизнь... Его искушали толкотня туч, бешенство бури, стремительность ливня, синяя молния, притягиваемая влагой, грохочущий голос грома... какие только величественные картины не искушали моего праотца!»

Эта речь Иосифа, обращенная к юному Эхнатону – не что иное как вольный пересказ знаменитого мидраша о маленьком Аврааме. Выйдя из пещеры, где отец три года прятал его от злого царя Нимрода, ребенок-Авраам наблюдает сменяющих друг друга Солнце, звезды и Луну, всякий раз задаваясь вопросом, не это ли – Творец всего сущего, которому должно поклоняться, пока не приходит к выводу, что в мире существует Некто, властный над всеми светилами и явлениями природы (Маасе Авраам, Бет-Амидраш).

Здесь Манн неожиданно выступает «антиподом» Фрейда, упорно отстаивавшего свою «психоаналитическую» теорию об Эхнатоне – «первооткрывателе» монотеизма, впоследствии позаимствованного евреями. У Манна «хабир» (еврей) Иосиф мягко подводит фараона к мысли о том, что поклоняться должно не самому Атону, солнечному диску, а его Создателю.

Знатные дамы и ножички для фруктов

Еще одна легко узнаваемая сцена – пир, устроенный госпожой Мут-эм-Энет, хозяйкой Манновского Иосифа, женой Потифара (Петепра). Ошеломленные красотой юного слуги, знатные дамы, подруги Мут, не замечают, как ранят руки остро наточенными драгоценными ножичками для фруктов, так что вскоре пиршественный зал «превращается в лазарет». В основе этого эпизода лежит известный мидраш из сборника Мидраш Танхума, известный Манну по книге Михи бен-Гуриона.

Мухи и куски мела

Кроме мидрашей, Манн использует для своей «реконструкции» истории Иосифа и традиционные еврейские комментарии к тексту Торы. Так, описывая историю товарищей Иосифа по заключению, царских хлебодара и виночерпия, Манн упоминает о «мухах и кусках мела», попавших в хлеб фараона - явная отсылка к комментарию РаШИ (на Берешит 40:1).

«Ближе к еврейской, чем к христианской традиции»

Потомок почтенных любекских коммерсантов, Манн воспитывался в лютеранской традиции.

В докладе, сделанном в 1942 году, писатель многократно возвращается к мысли, что его «Иосиф» не является ни «романом о евреях, ни всего лишь романом для евреев», каковым многие его считают, а «сфера иудейских преданий и легенд повсюду покоится на подведенных под нее опорах в виде элементов других... мифологий». Однако, по мнению ряда исследователей творчества Томаса Манна (например, Алана Левенсона из университета Оклахомы), благодаря используемым писателем источникам, методам работы с текстом Пятикнижия и самому ярко выраженному «филосемитскому духу романа», «Иосиф и его братья» гораздо ближе к еврейской, чем христианской традиции (Alan Levenson. Christian Author, Jewish Book? Methods and Sources in Thomas Mann's Joseph. TheGermanQuarterly. Vol. 71, N.2 (Spring, 1998), pp. 166-178).

Еврейские новости Петербурга, 9.2019

  • Совершенство, расколотое надвое. О повести Томаса Манна «Тонио Крегер»




  •     Hosting: WWW.RJEWS.NET Дизайн: © Studio Har Moria