Александр КазарновскийСвятое место
Погоня, погоня, погоня, погоня в горячей крови!
Ну вот, не прожил я на этом свете и шестидесяти лет, как и на мою долю выпало поучаствовать в погоне а ля Голивуд. Где, спросите? Ну конечно же в окрестностях Хомеша. Вестерн, переходящий в театр абсурда.
Поясню для тех, кто не в курсе. Хомеш - поселение в горах Самарии, созданное при активном участии генерала Ариэля Шарона. Отсюда прекрасно просматриваются и, соответственно, простреливаются, Хадера, Пардес-Хана, Кейсария, Зихрон-Яаков, Натания, Афула, Ор Акива, Хайфа, Тель-Авив...
Впоследствии, когда генерал Шарон втиснулся в кресло премьера, наши закулисные хозяева страны, вбухавшие бешенные бабки в проект под названием "Палестинская Автономия", быстренько дали ему понять, что тут не Синай, неча силушку показывать, надо делать что велят. Полководец усек, куда ветер дует, и в 2005 году послушно провел так называемое "Размежевание" - на юге страны ликвидировал район Гуш-Катифа, а здесь, в центре - десять поселений, включая Хомеш. Жители были изгнаны, дома - разрушены. Гуш-Катиф отдали арабам, и оттуда полетели ракеты на головы жителей Сдерота, Ашдода, Ашкелона и Западного Негева. А вот что до Хомеша, то евреев оттуда выгнали, а арабов так и не впустили - решили сначала посмотреть, как будет развиваться мирный процесс. Процесс развился. На севере - во Вторую ливанскую войну, н а юге - в "Литой свинец". Наследники Шарона призадумались. В этом призадумавшемся состоянии они, вернее, уже их наследники, пребывают и по сей день. А покамест район Хомеша - закрытая военная зона, куда евреев не пускают уже, а арабов - еще.
Но свято место пусто не бывает. Там где нет наших поселений, там и армия наша появляется все реже. В какой-то момент арабы использовав ее отсутствие, построят первый дом. И все. Строительство - это уже политика, а политика это та сфера, где мы умеем только отступать. Итак, казалось, превращение Хомеша в новый плацдарм для "кассамов" и "катюш" - лишь вопрос времени. Формально это была закрытая зона, солдаты туда нос не казали, а вот арабы крутились там все интенсивнее. И вот тут-то вмешался некто, кто все время путается у наших мудрых стратегов под ногами - Народ. Зародившееся движение "Сначала Хомеш", поставившее целью возвращение евреев в разрушенное поселение, сразу стало массовым. Тысячи людей совершили восхождение к руинам Хомеша. Власти попытались ответить репрессиями. В результате был суд, который постановил, что, поскольку указы времен "Размежевания" отменены и поскольку Хомеш не находится на территории ПА, евреи имеют право посещать это место. В ответ последовал указ армейского командования, подтвердивший категорический запрет кому-либо проникать в Хомеш.
Тут я прерываю экскурс в историю и перехожу к непосредственному повествованию о моей последней попытке пробраться в Хомеш. Прежде всего, опишу моего попутчика, а точнее, возницу. Зовут его Ярон. Сорок семь лет. Живет в Крайот, работает в Хайфе. Нерелигиозный... То есть, совсем нерелигиозный. Атеист. И среди соратников, большинство которых - в кипах, он порой ненавязчиво подчеркивает это. Вырос в киббуце. В киббуце? Странно. Киббуцы считаются цитаделью левых. Спрашиваю: "Кто повлиял на тебя, что ты оказался в национальном лагере?" Говорит, что никто. Сам дошел. В пятнадцать лет уехал на Синай защищать поселение Ямит - с Ямитом в ту пору Бегин сотворил то же, что Шарон с Хомешом. Потом - армия, университет. Уже "милуимником" служил в Ливане, а затем участвовал в операции "Защитная стена". Брал Дженин. Услышав это, я задаю традиционно-дурацкий вопрос, ответ на которой от участников боев в Дженине слышал уже десятки раз: "А как там... эээ... с мирными жителями?" Ярон пожимает плечами. "Случайности могли быть, но мы действовали очень аккуратно, свели вероятность ошибки до минимума". Мне становится стыдно своего вопроса, хотя стыдно должно быть тем, кто постоянно нашпиговывает наши и не наши СМИ откровенной ложью о зверствах наших солдат.
"А в Гуш-Катифе во время размежевания ты был?" - спрашиваю.
"В Кфар-Маймоне был, в Сдероте был, в Нетивоте был, дважды добирался до Цомет-Кисуфим, а вот в Гуш-Катиф попасть так и не удалось. Всякий раз перехватывали".
Да, мне во время Размежевания повезло больше - и в кфар-даромской синагоге баррикады строил, и дороги перекрывал, и даже в каталажке три дня посидел.
Зато Ярон - ветеран борьбы за Хомеш. Год за годом он каждые две недели едет туда на шабат. В будние дни там функционирует маленькая ешива под открытым небом, но в конце недели часть ребят разъезжается. Вот в это-то время и нужны люди со стороны, чтобы сменять ешивников, дабы свято место не пустовало. А Ярон еще и один из немногих, у кого есть право на ношение оружия, и этим правом он активно пользуется: организация "Сначала - Хомеш" постановила, что на пятерых пребывающих в Хомеше должно быть минимум двое с оружием. И это правильно - вокруг арабские деревни, а одна из них - Бурка - менее, чем в пятистах метрах от бывшего поселения. Правда, когда я был здесь весной и арабы совсем рядом с нами, празднуя свадьбу, палили из "калашей", у меня зародились сомнения, поможет ли наша пара пистолетиков, если те начнут палить более целенаправленно. Кстати, несколько раз по шабатам арабы уже наведовались, хотя и без оружия. Как-то раз, воспользовавшись тем, что наши отправились на прогулку, они перевернули весь лагерь вверх дном и сожгли священные книги.
С полицией у Ярона, естественно, имеются свои осложнения. Когда я в прошлый раз проводил шабат в Хомеше, он рассказывал, что незадолго до того его загребли, отвезли в Шавей-Шомрон - это поселение на пути в Хомеш - там выпустили, а затем прислали повестку с приглашением на душеспасительную беседу. Повестку он тут же выкинул. Через несколько часов после того, как он поведал мне это, нагрянули солдаты. Меня взяли, а Ярону удалось смыться. Но в следующий приезд его все равно отловили. Вначале менты почувствовали к нему большую теплоту, обнаружив у него удостоверение добровольного помощника полиции. ("Добровольный помощник" это не то, что вы подумали, а нечто вроде наших дружинников). Однако, потом выяснилось, что из "дружины" он вышел в 2005 во время "Размежевания", а также, что совсем недавно он послал родную полицию вместе с ее повесткой. В результате чего Ярон проторчал в участке все разрешенные для задержания без суда двадцать четыре часа и ни секундой меньше. Следующая поимка уже будет грозить судом, но неустрашимый Ярон не собирается прекращать свои опасные игры. К чему я все это рассказываю? К тому, что недавно бывший президент США Билл Клинтон сделал скандальное заявление - дескать, поселенцы и репатрианты из Россиии - вот две силы, которые препятствуют мирному процессу на Ближнем Востоке. Поскольку "мирный процесс на Ближнем Востоке" есть эвфемизм, по сути означающий "окончательное решение еврейского вопроса", для которого сам Клинтон приложил столько усилий, то понять его можно так что только мы, поселенцы и репатрианты, готовы бороться за свои жизи, а все остальное население страны, скажем, светские израильтяне или наоборот ультраортодоксы - сплошные идиоты, бараны, покорно идущие под американо-арабский нож. Но это неправда! Среди ребят, которые, ждали нас в Шавей-Шомроне, чтобы вместе ехать в Хомеш, половина была в черных кипах - самые настоящие харедим! Да и "вязаные кипы" были родом из Иерусалима и со Шфилы, то есть, "нацрелы", конечно, но отнюдь не поселенцы. Ну и, разумеется, Ярон во главе - самый, что ни на есть "хилони". Так что не надо, господин Клинтон! Как написали по этому поводу в каком-то из своих сайтов израильские сефарды: "Кулану русим!" - "Мы все - русские!"
За приятной беседой мы с Яроном добрались до Шавей-Шомрона и свернули к караванам, откуда и отправляются экспедиции в Хомеш. Группка сегодня собралась маленькая, и по размеру и по возрасту. Один выглядит совсем юным пионером, но потом выясняется, что ему уже есть шестнадцать. У нескольких пробивается растительность на лице. В общем, детский сад. Ярон, мой друг Барух Житомирский, приехавший раньше нас, и ваш покорный высятся среди этой поросли совершеннейшими дубами. Бывший вожак здешних ешивников, душа и организатор шабатов, Эйтан, недавно женился, живет в Хевроне, который отсюда выглядит глубоким тылом, и появляется здесь, как говорится, спорадически. "А где Инон?" - спрашиваю, вспомнив маленького йеменца, в котором я, встретив его здесь, узнал героя моего недавно написанного романа. Выяснилось, что Инон за решеткой. Он отправился на "форпост" Швут Ами рядом с поселением Кдумим и там их всех и повязали.
Да, последнее время "тащить и не пущать" идет полным ходом. Пока народ собирается, мне рассказывают о том, что в Хомеше творилось на Рош-Гашана. Приехали люди с семьями, расположились на праздник. Тут-то до них и добрались армия с полицией. Половину прибывших похватали вместе с детьми и увезли. Остальные разбежались и попрятались по пещерам. Так армейские не поленились, заявились в разгар праздника и повязали остальных. Запихнули в скотовозки и повезли в полицию. Все, что могли сделали, дабы изгадить людям и праздник и следующий сразу же за ним шабат. Но не тут-то было! Когда процессия достигла Шавей-Шомрона, жители поселения перегородили дорогу и потребовали освободить всех арестованных. Напрасно офицер, командующий операцией, орал: "Вы все варвары, а раввины ваши - бандиты!" Задержанных пришлось освободить, и шавей-шомронцы разобрали их по семьям, где те и провели шабат.
...Рюкзаки, а также матрацы. на которых нам предстоит проводить ночь в "тысячеззвездочном отеле", мы забрасываем на крышу "фордика", загружаем еду и сами загружаемся. Водитель Акива берется за штурвал, и начинается наше путешествие, которому суждено быть - увы! - недолгим, хотя и - ох! - нескучным. Едва мы трогаемся с места, как из Штаба по "мирсу" сообщают, что дозорные засекли армейский джип и скотовозку, которые движутся в нашу сторону. И точно - едва мы проселочной дорогой выезжаем из Шавей-Шомрона, как джип, поджидавший поодаль на шоссе, устремляется за нами. А следом чешет скотовозка. Вот тут-то и начинается та голивудская гонка, о которой я поведал в первых строках этого очерка. Акива выкручивает руль на сто восемьдесят градусов, колеса; а может, тормоза, делают "вжик-крррх!" и мы, сорвавшись с дороги, плюхаемся на какую-то полянку, а оттуда вылетаем на другой проселок. Преследователи - за нами. Расстояние между нами начинает сокращаться. Мы улепетываем со всех колес, но солдаты наседают. Встречные арабы и арабчата в ужасе жмутся к обочинам при виде еврейских разборок. Во взглядах их читаешь: "Только ХОЗЯЕВА могут так нагло, не обращая на нас внимания, выяснять отношения между собой!" Где-то уже нечто подобное встречалось. Ах, ну да, в моем же романе "Поле боя при лунном свете" герои гонятся за пособником террористов через арабскую деревню. У обеих машин желтые номера, и это повергает местных жителей в панику. Мне давно уже понятно, что сначала я пишу книгу, а потом книга начинает писать меня. Но реакцию арабов я прошу запомнить. Она еще понадобится для тех не то что бы неожиданных, но парадоксальных, выводов, которые будут сделаны в конце этого очерка.
А пока мы скачем с кочки на кочку, затем вдруг боком сваливаемся с обрыва, однако, в нарушение законов физики, не переворачиваемся, а твердо встаем на колеса и мчимся сначала через какие-то кусты, а затем по широкому полю. Скорость такая, что можно не сомневаться, первый же, кто следом за нами здесь окажется, сразу вспомнит пушкинское "О поле, поле, кто тебя..." и так далее. Первой отстает скотовозка. Ей, толстенькой, неуютно по колдобинам прыгать. Она для более серьезных дел предназначена - распихивать по каталажкам врагов наро... мирного процесса.
Мы делаем очередной вираж и оказываемся возле полуразрушенного здания железнодорожной станции "Себастия". О, это историческое место! Джип с его погоней подождет, а я покамест вам порассказываю.
Было это тридцать пять лет назад. Еще не существовало ни Ариэля ни Кдумима. К югу от Иерусалима поднимался из пепла Гуш-Эцион, расцветал Гуш-Катиф и строилась юная Кирьят-Арба, а здесь, в Самарии, там, где шоссе пересекались с Зеленой чертой, бывшей границей Израиля, стояли блок-посты, и стоило какой-либо машине с желтым номером приблизиться к этой черте с запада, как машину израильские же солдаты тотчас заворачивали. Самария таким образом была Judenrein, а Зеленая черта выполняла функцию черты оседлости. Тогда группа энтузиастов - с двумя из них, Бени Кацовером и р.Менахемом Феликсом, мне впоследствии посчастливилось подружиться - стала организовывать народ, чтобы переходить Зеленую черту и пытаться создать поселение к Западу от Шхема. Восемь раз молодежь разбивала палатки всякий раз в новом месте и восемь раз войска сносили эти палатки и пинками загоняли возмутителей спокойствия в скотовозки. Уже блокада Самарии была прорвана в другом месте - в мае 1975 года к северу от Иерусалима возникло поселение Офра. Уже рав Феликс назвал в честь этого поселения свою родившуюся в том же году дочь (ее двадцать лет спустя на шоссе возле Бейт-Эля расстреляли арабские патриоты), а Западная Самария по-прежнему радовала взгляд арабской и мировой общественности полным отсутствием недобитой нации. И вот на Хануку 1975 года по призыву р.Феликса, Кацовера и прочих смутьянов ТЫСЯЧИ евреев прошли горными тропами в обход заслонов, собрались внутри и вокруг бывшего железнодорожного вокзала "Себастия" и зажгли ханукальные свечи. Эвакуировать такое обилие народа было невозможно. Власти дрогнули и разрешили создать поселение. С этого началось планомерное заселение Самарии. Сейчас в ней живут сотни тысяч человек. Пока я вам все это рассказывал, Акива окончательно оторвался от погони, и мы теперь укрываемся в какой-то оливковой роще. Ликуя, он звонит в центр и сообщает, что мы рвемся в Хомеш и ждем дальнейших распоряжений. Затаив дыхание, мы предвкушаем приказ: "Вперед, сыны отчизны!", но лицо Акивы вдруг мрачнеет и, глядя ввысь, туда, где невзятой вершиной ждет нас Хомеш, он объявляет: "Приказ - всем возвращаться в Шавей-Шомрон. Поездка в Хомеш отменяется". И в ответ на наши возмущенные крики поясняет: "Во всех точках, где мы могли бы высадиться, уже ждут армия и полиция. В Хомеш отправлены дополнительные силы прочесывать местность". При этих словах мы по-крамаровски гордо расправляем плечи. А Акива продолжает: "Если мы вернемся в Шавей-Шомрон незамеченными, то они будут искать нас весь шабат. Так что еврейское присутствие в Хомеше на этот уик-энд считай обеспечено".
Вы смеетесь? Но самое смешное, что так оно и есть. Благодаря движению "Хомеш тхила" и нашим наскокам на эту гору, откуда можно накрыть ракетами пол-Израиля, армия не вылезает из Хомеша, тем самым не давая в арабских головах и мысли возникнуть о том, чтобы сюда сунуться. Вот и сегодня - сначала арабы стали свидетелями дикой гонки по "их" землям, а теперь еще и весь шабат перед ними будут джипы да скотовозки туда-сюда шуровать. Вот шороха-то наведут на бедолаг!
Нигде и никогда, наверное, рекомендация "Бей своих, чтоб чужие боялись" не выполнялась столь буквально. Правда, мне такой способ защиты отечества напоминает чесание правого уха даже не левой рукой, а ногой или какой другой частью тела, на усмотрение читателя. По-моему проще разрешить евреям здесь находиться когда и сколько они захотят, поставив для защиты их армейский пост, а заодно и все точки над "i", чтобы "двоюродные братья, после "Размежевания" позарившиеся было на землю Хомеша, окончательно закатали губу. Подобное решение может быть принято в двух случаях. Либо угроза гибели тысяч людей встревожит наших правтелей сильнее, чем нахмуренные брови заокеанского босса - на это надежда слабая. Либо живые мишени, гуляющие по окрестным городам вдруг резко захотят жить, поддержат наше движение и начнут требовать отмены запрета евреям на посещение Хомеша. Если это произойдет, то хорошо бы - поскорее, ведь меры против нас принимаются все жестче и жестче, а мы... сколько можно биться головой о стенку?! И если Хомеш - не дай Б-г! - все-таки опустеет, поймите, это будет ненадолго. Свято место пусто не бывает. А место, в котором, как игла в Кощеевом сундуке, хранятся тысячи человеческих жизней - оно действительно свято.
"zman.com", 10.2010
Александр Казарновский Поле боя при лунном свете
|
